мне хорошо

Мне очень хорошо знакомо состояние вселенского одиночества сердца и души, которое доводит меня до той степени умственного свечения, когда единственным прибежищем и спасением становится записная книжка. Адресат моих записей – это я сам и тот культурный планктон, к которому я себя причисляю.

Да, но зачем писать для себя самого длинную, Ю+, архисвязную книгу, когда

вполне можно довольствоваться обрывком, гораздо более приспособленным к сегментарной структуре ежедневности? Когда-то у нас даже была такая рубрика в «Стетоскопе» – Поэтика обрывка. Обрывок удобен, компактен и совершенно не требователен, он не обязывает своего создателя ни к грандиозным свершениям, ни к нудному сюжетному труженничеству. И всё ж-таки обрывок – вполне определённая интеллектуальная позиция и даже жанр. Если позиции нет, то это, увы, клочок. У клочка края тупые, он оборван раз и навсегда. Безблагодатный монтировщик клепает из клочков  прозу

Зу.

у судьбы глаза зелёные

у клочка края тупые

с головой иду склонённою

как жираф сгибаю выю

                                    (ёрничество)

Обрывок же драгоценен тем, что на краях его всегда присутствует некое затаённое во времени ресничное шевеление: в краях обрывка подспудно навеивается контекст.  Обрывок катится по Западно-Восточной ж.д. в направлении Юя, и по мере его продвижения замшелые археологические залежи расцветают цветами поздней литературы. Как одного из важнейших стрелочников жанра обозначим В.В. Розанова. Другим – после выхода в свет «Записок неохотника» – смело можно назвать Бориса Ванталова.

к которому я себя причисляю.