Когда же будет вечер? Черт поймет эти бредовые мысли – от анальгина до ластика, гуляющего по грязной эмоциями бумаге. И кто меня поймет? Может и есть один, но совсем не такой, немного запрятанный в лесу, как клад, но клад пугающий и отталкивающий.
Я в бреду. В бреду реальном. У меня мигреневые приступы, хотя я и не признаю такой болезни, но завтра будет уже неделя как. И от анальгина, который нельзя, но лучше умереть от анальгина, чем от головной боли, а все остальное скончалось уже, неделя – большой срок. Я в жару и забытьи, недействительной реальности черчу карандашом на бумаге и стираю ластиком буквы и слова. И я не гений. И черт возьми, почему меня это так беспокоит, когда кругами идут фразы, и сердце колотится, а кругом уже скоро поскачут белки.
И кто бы мог подумать?... мы понимаем не всех людей, рядом с которыми едим и спим, ходим в магазин и на концерты. И далеко не все из них погружаются в нас настолько, чтобы откапать там частичку души.
Верка вот гений, при всей моей к ней отстраненности, но наверное тоже на анальгине, но такие стихи.
Засело же в голову… Вечерами, когда я сижу за широким плечом воплощения рационализма, я спокойная и внятная. Я понимаю мир, как собрание молекул. Почему интересно днем по этому миру скачут температурные белки в шутовских колпаках?
Что читается в этом бреду? «Занимательная физика» Перельмана. Глава о движении. Почти философский трактат.

По сему не в отпуск надо, а куда-то подальше. И обязательно, чтобы кто-то захотел понять, кто я.