О, возликуйте же други! Оставьте на время заботы о теле и песни о жизни! Отбросьте печали и мысли неравные небу глубокому – бросьте в колодец со звёздами понимания. Забудьте о жизни рутине, затей и забав непохожих на ветер и море! Ибо радость желанна, но ветер удачлив и дикие камни в глубинах земли горячи и тягучи как мёд из цветов, добытый жужжащей пчелою..

И Вы, чешуёй золотою в лучах предрассветного Марса бликуя, и Вы, что неделю пугая гвоздём небольшую зверюшку, кидаете “Ку” всем кто на шумную дрель непохожий, и, даже Вы, сторонник полос фиолетово-чёрных на чашках кофейных и судьбах соратников – возрадуйтесь бурно! Ибо милость Господня весьма безгранична, будда насмешлив, а жизнь коротка! Нервным танцем полёт мотылька цвета опала – стремиться к неровному счастИю лампы жадно сосущей огонь, что забыта намедни прохожим безвестным; забыта меж яблонёй старой и сливой-подростком. И запахи жизни трепещут в росе, и вместе с туманом уходит особенность ромба в осеннюю муть…


- Уходя уходи, приходя приходи, но живя – неживи! - так думает серый, в кусте ежевики колючей живущий паук.

Ликуйте, о други! - негласно усилие и неповоротлив щебень событий, в жёрнов попавший - скрежет машины содеяв. Рубище броское каждому путнику, каждому деятелю по фисгармонии - сущее выдаст небрежно и отвернётся насмешливо...

Сжавши душИ отрешённость, до боли губу закусив – кожа белеет от напряжения на тонких костяшках руки кулака, но нервы иссякли, ослабнув от натиска сферы упругой и влажной – вдаль унесло водой молодой перестук мокрых крыш. Где-то есть пальмы, а где-то есть ёжики – всё суть случайность и нет недоверия к непостижимому. Кран открывая и видя струю, зная особенность – осторожно касаешься, но ненадолго - именно этим и радуешь Время.

Дельфины овальные и котики кроткие не думают мысли и ластами машут, и плавниками - пучину морскую пронзая движеньем. И краб недовольный, и голодный опоссум, и всякие птицы – они недоступны ума пониманию, что гибко склонившись над книгой и буквь созерцая - молчит, но особенно и безразлично. В кольца свернувшись змея неопасная грезит о коже, что будет как прежняя но и не такая!

О возликуйте же други – уж близко спасенье, я слышу железной судьбы колёс перестук! Вагоны зелёные, рельсы недлинные, что в нити блестящие собраны ясным умом и старанием воли жаждущих пива и танцев. А тем кто напротив, желает забвения – стакан в изголовье и ложечка чайная вторит вагону и стуку ритмичному.

Как мартовский снег изъеден душою от быстрого взгляда на бурное солнце, как ива болотная мерно трепещет под ветром прохладным, роняя листву бледно-желтую в воду степенную, так я, осторожный, неглядя в мерцающий свет монитора - спешу поделиться видением утра.

Скользкое масло, шампунь на ромашке, три помидора, что заперты в банке или цилиндрик животного мяса – не вырваться им на свободу пространства пройдясь по перрону! Упор холодильника, кухни забывчивость, пищи полезность, ботинок отверстие – не сделаться лучше от их завершения! И сила пружинная дверИ из пластмассы и колокольчика колочение – бледного утра сырого синонимы.. И нет им спасения; есть лишь особенность времени колкого, что распадается на островки беззаботности. Однако бессмертен сокрытый и Сила не делает дел, что увидеть глаза в состоянии, а ум догадаться и их похвалить ненароком.

Сухие ладони, губы потрескались, я – недоступный стреле - насмехаюсь над пропастью, глядя в неё равнодушно и сахар кусаю беспечно. Оладьи комфорта, струи воды - прозрачной привычкой. Визг тормозов по утру – пространство и кожа молча расходятся в разные стороны необернувшись...

Ликуйте же други! - всё проходяще…