Наконец, ситуация, когда промышленность линяет в Китай, а население начинает жить за счёт брендинга, маркетинга и прочих болезненных извращений отнюдь не является чем-то новым. Это хорошо забытое старое. Итак, в середине XVI века Италия обладала наиболее развитой промышленностью в Европе; к середине XVIII от неё остались одни воспоминания... Как замечает по этому поводу С.Д.Сказкин «Из пяти предприятий сукнодельческой промышленности, существовавших в Милане в 1682 году, два закрылись в 1714 г., а три остальных давали лишь незначительную продукцию. Из 744 ткацких станков, действовавших в 1722 г. в шёлковой промышленности Милана, в 1738 г. осталось всего 340. Исчезло сукноделие в Комо, а флорентийское шелкоделие середины XVIII в. могло обеспечить работой не более тысячи человек». Промышленность в Италии скатилась до уровня ремесленного производства. Однако и ремесло находилось в упадке. При этом бегство промышленного капитала зачастую сопровождалось расцветом классического «постиндустриализма». Скажем, в Генуе второй половины XVIII века банковский сектор давал до половины ВВП.

...

 

Итак, согласно общему мнению, в последние 60 лет наблюдается «научно-техническая революция» - темпы технологического прогресса неуклонно растут, мешая жить гуманитарной общественности и мирному населению. ... Для начала замечу, что средняя длина технологического цикла – более 100 лет, и в известной мере мы всё ещё сидим на шее у Эдисона. Тем не менее, уже сейчас параметры «прогресса» наводят на размышления. Действительно, в некоторых отношениях рост потрясающий: доля расходов на НИОКР в ВВП увеличилась почти на порядок; абсолютные размеры расходов выросли раз в 50; на смену штучным Эдисонам пришла миллионная армия учёных и т.д. В других отношениях он более сомнителен – а именно, в плане результатов. Вот только не надо размахивать у меня перед носом мобильником – о нём речь пойдёт ниже. Давно ли вы видели что-нибудь сопоставимое с изобретением автомобиля, самолёта или радио? Между тем, всё это – и почти половина того, что нас окружает – было создано за 20 лет, между 1890-м и 1910-м годами. Много ли радикально нового появилось с 1988 по 2008-й? Де-факто, практически весь технологический рост был сосредоточен в ограниченном «электронном» анклаве (компьютеры и связь). При этом гипертрофированный интерес к этому сегменту уже сам по себе наводит на размышления. Как показывает опыт, усиленное внимание управлению ресурсами уделяется только в случае, если их линейное наращивание невозможно. 

...

 

Ещё занимательнее, что максимум проклятий по поводу технологического прогресса раздался ровно тогда, когда прогресс практически исчез. Так, уже на пике «Возрождения» изобретательство вызывало а) раздражение у церкви б) презрение у гуманистов, вовсю третировавших Да Винчи. Антитехницизм был единственным пунктом, где священники и  «просветители» демонстрировали трогательное единодушие.

...

 

Итак, после 1950-го развивающиеся страны пережили период, во многом аналогичный XVI веку в Европе. Иными словами, там процветал весь джентльменский (английский) набор: опережающий рост населения, голод, репрессии и маньяки на тронах. К набору прилагалась и соответствующая геополитика с упором на внутренние разборки. Однако уже сейчас мы видим тенденции, живо напоминающие век XVII – причём в общемировом масштабе. Замедление темпов роста населения при сохранении гигантского демографического навеса сопровождается опережающим экстенсивным ростом экономики и исчерпанием ресурсов для этого роста. При этом замедление темпов технологического прогресса не позволит ни изменить тип роста, ни радикально расширить ресурсную базу. 

 

Итак, мы возвращаемся в XVII век; что из этого следует? Во-первых, повсеместно и неизбежно будет расти норма эксплуатации – её рост некоторое время будет компенсировать упадок инновационного драйва. Следом за ней будет расти социальное расслоение. В то же время уровень развития по миру в целом будет быстро выравниваться – отстающие наконец смогут догнать лидеров, упёршихся в технологические барьеры. При этом сжатие возможностей для неэквивалентного обмена (по схеме «тонна урана в обмен на микрочип») будет все более усиливать стремление к прямому контролю над источниками сырья. Вообще, рост значения экстенсивных факторов означает наступление «эпохи империй», причём гораздо более выраженной, чем в раннее Новое время: тогда общий тренд работал против «конгломератов» – сейчас за них. У национальных государств шанса не будет. 

 

Однако самым заметным элементом грядущего пейзажа станет резкий рост коэффициента кровопролитности – оверкилл. Так, уже сейчас можно оценить размер людских потерь в войнах этого столетия. В норме он должен был бы составить (6 млрд. + 8  + 10)/100 = 240 млн. Однако в ситуации оверкилла эта цифра по меньшей мере утраивается – до 700-750 млн.; на глобальные/ «мировые» войны обычно приходится около половины жертв – соответственно, в глобальных конфликтах этого столетия погибнет более 350 млн. Очевидно, что это указывает на достаточно масштабное применение ядерного оружия как  в глобальных, так и в локальных войнах. Манера обращения с мирным населением также ужесточится до последней крайности.

 

Кстати, на это же указывают и особенности нынешней социальной психологии. Дело в том, что всплески гипертрофированного пацифизма и усиленная забота о гуманизации военных действий всегда предшествуют громадному росту кровопролитности. 

...

 

Гражданам, не утративших интерес к объективной реальности, рекомендую: http://rus.triz-guide.com/183.html