Однажды мальчик вышел из дома. В руках он держал мяч. Новый, футбольный – из белых пятиугольников и чёрных шестиугольников. Он ещё не знал про тропинки в жизни. Он просто шёл. Шёл к ребятишкам, которые, возможно, уже его ждали. В какой-то момент так и подумал, что его, возможно, ждут. Тогда он начал быстрей перебирать ногами, а мяч стал держать на вытянутых руках перед собой. Мяч был для него большой. Даже слишком большой. Мальчик думал, что все видят, оглядываются, и провожают взглядом этот новый на кипенно-белом с чёрными шестиугольниками узорчатый мяч. Лишь он так подумал – гордость стала переполнять его. Вскипала в крови. Загудела в ушах. Но всё внимание было занято лишь одним – воображаемой тропинкой, пролегавшей то по траве, то по асфальту, и, когда оказывалась в луже, можно было услышать чьё-то удаляющееся ворчание. Мальчик не знал, что это ведёт его тропинка, пронося мир вокруг нового мяча. По крайней мере, так ему пока ещё не казалось. Ведь он смотрел вперёд и видел только мяч, сквозь который он пытался увидеть нужный ориентир – руки его несли, качая то влево, то – вправо. И мир в глазах мальчишки был за этим мячом. Мир мелькал, а мальчик догадывался, что он увидел секунду назад за полукругом мяча слева, или справа. Как вдруг, что-то неприступное выбило его из рук, и ударило им по лицу. Мир почернел. За закрытыми глазами не увидел, как и почему он начал падать. Падал он на спину, а нежные детские руки сами искали где-то позади землю. Мальчик успел подумать – они почему-то знали, что Земля будет тогда, когда взор встретит небо и только небо. И страх заставит скривить рожицу и втянуть голову в плечи. Так почему-то получалось всегда. Руки, откуда-то знали об этом, думал мальчик. Так получилось и сейчас. Кожу на ладонях обожгло. По рукам пронеслась тупая боль. Мяч перестал прыгать и успокоился где-то рядом. Туда и обратился взор. Тёмная пелена в глазах уже растворялась. Но мяча на месте не оказалось. Кто-то ударил им по земле чуть позади и рассмеялся. И это был смех, от которого похолодела спина и сделало ватными ноги в коленях. Мальчик не помнил когда встал, потому что сейчас он готов был расплакаться и повторял только одно слово: «Отдай!». Он прыгал за мячом, повторяя это слово. Но наступил момент, разнёсшийся в сознании ледяной водой. Застил глаза. Расслабил в паху. Скривил во рту. И слово отдай приобрело солоноватый привкус и стало кривым, неразборчивым. Так мальчик понял, что виной всему была не стена. Тогда была нога большого мальчишки, который теперь уносил мяч с собой. Большой мяч. С чёрными шестиугольниками на кипенно-белом. Слёзы текли рекой, руки тянулись вверх. Большая и сильная рука чужака часто отталкивала. В сознание прокрадывалась новая мысль и влекла за собой новый страх. Они шли уже не по той улице. Вернее, кто-то большой шёл. Этот кто-то большой и сильный. Но его сила не была примером. Пробуждало эту силу не знание, не неосторожность. Пробуждена она была варварством. И эта мысль раздалась в голове мальчишки сильнее прежних, пока не вырвалась криком изо рта. Последним. Отчаянье заставило развернуться. Руки тёрли глаза. Мальчик не понимал куда идёт. Он просто шёл. Он не заметил даже, что кто-то вернул ему мяч. Воздух взрывал его лёгкие, кровь ударяла в лицо, а глаза заливались слезами. Мир стал кривым, словно отражаясь в кривом зеркале. Глаза не видели грустные лица прохожих. Ему казалось – они смеются и злорадствуют. Стены домов превратились в цепи хмурых скал, а заборы – оградами в дремучий лес. Обида и отчаянье провели мальчишку мимо голосующих ребятишек, которые его ждали. Мимо двора будущей его школы. Вихри внутри стихали. Мотая голову словно метроном, изо рта часто вырывалась оборванная буква «а», а может быть это была «я». Изрядное число шагов осталось позади, пока мальчик не остановился, чтобы оглянуться. Взору открылись знакомые виды. Словно картины они перемежались, перетекали один в другой, смешиваясь, создавали новый. Мальчик уже словно вечность стоял, и каменно смотрел на то, как холодная серая мгла отдаляла что-то знакомое, совсем недавнее. И его было так мало. И он понял это. И эта мысль пришла влекомая нежной, чистой, будто от прохлады здоровой, речкой сознания. Презренной к своим недостаткам и недочётам. Идеальной в своих ошибках. Маленькой, как островок, готовый вырасти вокруг стебелька, поглотив в себя время. Мудрой как  ладонь со множеством рук с такими же ладонями протёртыми до дыр от капель опыта. В нём она разрасталась, рождая уверенность и силу. Пока не стала ударять жаром в висках. Он резко повернулся. Он знал, что увидит последнюю из «картин» – ту, в которой ему вернут мяч. Но ему уже было неважно. Презренная к недостаткам и недочётам, идеальная в своих ошибках, по-прежнему маленькая, как островок вокруг стебелька, поглощающего в себя всё, что несёт время, мудрая как многорукая ладонь со стёртыми ладонями от опыта – идея заставила его продолжить путь. Но он уже не шёл. Он бежал. Без оглядки. Ускоряясь. Пока не начал мчаться с головокружительной быстротой. Пока нельзя было разобрать в толпе лиц. Земли отличить от асфальта или каменой мостовой. Потом – машины «потекли» назад, слились города. Дни укорачивались – быстро сменялись ночи. Небо слилось в одно. Он бежал, чувствуя впереди неизбежность падения. Но падения не произошло – в момент, когда он увидел, что его от Луны стало отделять лишь несколько витков, он резко замедлил бег, и словно спрыгнул с тропы. Прежней – тогда он смог бежать снова по прямой, оставляя позади Всё: в чём могло соткать его время. Он оставлял мир позади пустым и маленьким. Однажды он остановился, чтобы поставить мяч. Не оглядываясь, продолжил бег столь же неспешно, но до тех пор, пока его не охватило исступление. Лишь тогда он остановился. Развернулся. И побежал назад. Как чемпион. Как олимпиец. Он видел мяч, и чуть поодаль Землю. Такую же маленькую. Но почему-то без кипенно-белых облаков с голубыми пятнами. Она была серая, будто от грязи или старости. И стало ему безразлично, что видел он её такой, потому что она была наводнена тропами. Множеством троп. От времени слишвшихся в одну серую оболочку. Было не важно и потому, что Он уже промахнулся по мячу. Намеренно. Его нога теперь была близка к другому. Заветному «мячу». И удар по нему будет самым лучшим из всех. Потому что он будет единственным в его жизни.