"Что произошло со мной и моей семьёй несколько дней спустя после 6 августа 1996 года".
- Не могу свыкнуться с мыслью - звук пролетающего танкового снаряда мне знаком. Всё так же как это было в фильмах про Великую Отечественную войну, тот же пронзительный визг, предвещающий скорый взрыв. А этот взрыв! – он словно "сваливается" откуда-то сверху. - Удивительно, - думал я, и в тоже время умолял Всевышнего, уберечь нас от гибели.
Внезапно, где-то очень близко, начала стрелять какая-то автоматическая установка. До этого я никогда не слышал таких выстрелов. Мне показалось это странным и тревожным. И опасения оправдались. Канонада, что раздавалась до этого, была редкой и явно нацеленной не на наш квартал - взрывы были отчётливо слышны, но чуть восточнее, в кварталах десяти отсюда, и вот она прекратилась. Спустя мгновения - чёрт бы их всех побрал - перестали стрелять и боевики. Менее минуты потребовалось, чтобы снова раздались залпы танковых орудий, слышны и миномётные выстрелы. Было понятно, - это переориентировка стволов на эту самую автоматическую установку.
- О боже, - думаю я. – Неужели сюда, на нас?..
Очереди стали более интенсивными, а снаряды, казалось, с визгом пролетали над крышей дома, в подвале которого мы находились. Я старался их считать, но страх меня заставил сбиться где-то на двадцатых числах. В голове образовалась каша. Мысли перемешались.
- Тебе страшно? - спросил меня отец.
- Нет, мне не страшно, - солгал я.
- Я слышу, как бьётся твоё сердце, - сказал он.
Не помню, что на это я ответил, но помню - я старался держаться. И у меня это получалось. Как и всегда, как и раньше – я всё держал в себе, лишь наедине с самим собой мог излить душу. При родителях я не мог, да и в этот момент не имел права. Мама молча смотрела на меня и улыбалась, так же как и отец. Мы лежали, завалившись матрацами и подушками, на чём-то, отдалённо напоминавшем нары. Я был между родителями. Мы понимали - от прямого попадания нас никакие матрацы не спасут. Но… тешились надеждой.
Вдруг, послышалась какая-то тишина.… Нет, канонада продолжалась, но… словно возникло какое-то пространство и оно одним началом шло от нас, из нашего подвала, а другим туда, где стояли танковые части. Это пространство, как будто очень слабо преграждало звук извне. В памяти всплыл знакомый момент из какого-то военного фильма, не понимал какого, но вспомнилась суть – это снаряд - он летит к своей цели, и… в этот миг кажется, ты понимаешь, что эта за цель. Снаряд словно избран неведомой силой. Силой, которая руководит этой войной, управляет полётами ракет, бомб, мин… Вот, из ниоткуда пронзительный визг, как будто отпущена тетива гигантского лука. Он громче остальных, отчётливей. Его сопровождает эхо… еле слышимое эхо. И тебе кажется, что оно старается предупредить, но не понимаешь о чём. Где-то эта мысль - единственно верная - у тебя в голове, но ты не знаешь где, ты её ищёшь, но найти нельзя, сознание словно отвергает её, возникает желание бежать – срабатывает принцип самосохранения. Но что может организм с его инстинктами противостоять смертоносному оружию? Кажется - время чуть притормаживает, чтобы ты успел подготовиться и убежать. Этот миг заставляет сосредоточиться и в тоже время он поражает. Всё… Визг стих в своей кульминации, завершившись на низком тоне. Секунда, другая и… вот оно… разрушительное… – взрыв! Он словно "обрушивается" в шаге от подвала! Стены затряслись, как при мощном землетрясении. Взрывная волна стеной пыли ударила в маленькие оконца, находившиеся в верхней части подвальной стены и совсем чуть-чуть не достававшие до потолка. Но… стёкла не разбились. Взрыв был такой силы, что заложило в ушах, но СТЁКЛА – они остались целы.
Время вернулось в обычное русло. Всё стало вновь реальным. Продолжали с визгом пролетать и затем где-то поодаль "обрушиваться" взрывом снаряды - они уже не пугали. Пыль нехотя рассеялась.
- Боже, неужели ты меня услышал, - почему-то подумалось мне. Отец, мать и я несколько успокоились. Хоть ни одно слово не было произнесено в подвале за эти мгновения, но, казалось, что мы - единое целое. Мы стали в чём-то уверенны, как будто опасность миновала; залпы становятся всё реже; отец дотянулся до регулятора громкости радиоприёмника. Обозреватель новостей говорил о том, что начались переговоры мирного урегулирования конфликта и о возможном выводе войск. Новости шли в незапланированное время. Минуты спустя залпы прекратились вовсе - они больше не начинались - это были последние выстрелы артиллерии, которые мне довелось слышать в городе Грозный. Но, что же случилось во дворе, что произошло близ подвала? Убедившись, что выстрелов больше не слышно, я вышел на лестницу, ведшую наверх, и увидел, что дверь, закрывавшая подвал наверху, вырвало из петель. Она валялась поодаль от дверного косяка в направлении от места взрыва. В неё были глубоко посажены мелкие осколки. – Но где, собственно, упал снаряд? – с единственной мыслью я выбежал во двор. Там, во дворе, из дверного проёма в стене вырвало другую дверь, о Небеса, сколько не искал её, ничего кроме мелкой стружки разбросанной по земле найти не смог. И… тут я обратил внимание на дерево, росшее, по линии забора - тутовое дерево с массивным стволом - и на зияющую, словно адский цветок с лепестками из щепок, глубокую рваную рану на могучем стволе. Рядом лежал огромный осколок танкового снаряда. Рана пришлась по высоте, где-то на уровне моей шеи (тогда мне было пятнадцать лет). – Да, тутовник защитил нас от прямого попадания.
Спустя день, пользуясь затишьем, мы смогли выбраться из Грозного в селение Старые Атаги к родственникам, а от туда за несколько недель до окончания августа месяца выехали из Чечни в республику Адыгея, в аул к бабушке туда, где я получил возможность пойти в десятый класс и спокойно довершить учёбу…
- Странно, - сейчас, когда я пишу об этих событиях, мне они не представляются страшными - внутри ничто не содрогается - воспоминание принимается как данность прошлого - это просто было, и то, что было, называется войной…