Пролог.
Всегда проще начать, чем закончить. «Я не знаю». Мне нужен дневник, чтобы вернуться к чистым прудам. «Я не знаю». Я хочу хотя бы раз оказаться у начала лунной дорожки. «Я не знаю». Неблагодарное дело доказывать собственную глупость. Проще дать в этом убедиться. «Я не знаю». В двадцать два я почувствовал, что не люблю открытые пространства, где перемешано множество юных пар X Y. Они меня взрослят. «Я не знаю». Вселенная! «Я не знаю». Не люблю этот мир слов, потому что я не люблю глагол и не люблю глагол «люблю». «Я не знаю». Оле-Лукойе не вернулся, оставив разлитым молоко в моих глазах, и увёл за собой звенящую фею. «Я не знаю». Тело дрожит. Огонь просит пить. «Я не знаю». Этот мир – мир, где Коломбины ждут своих принцев. Пьеро обречён. «Я не знаю». Тишина мой злейший друг. «Я не знаю». Мне кажется, я стал чувствовать, что умираю. Дежавю всё чаще и чаще оказывается привычным явлением. Хочу найти свою остановку, чтобы поймать «зеленоглазое такси». «Я не знаю». Я завидую глухо-слепо-немому: не слышать, не видеть, не говорить. «Я не знаю». Мой свет имеет начало. Мой свет не знает конца. «Я не знаю». Холодно, мокрая спина. «Я не знаю». Где я найду тепло. «Я не знаю». Меня всегда завораживали длинные волосы. «Я не знаю». Главное, вовремя не поставить знак вопроса в своём обращении. «Я не знаю». Вселенная! «Я не знаю». Я знаю, Оле-Лукойе там, где млечный путь. «Я не знаю». Всегда хотел задать родителям вопрос: «Почему брошюра «Почему ребёнок стал нервным?» лежала на чердаке среди дубликатов книг, и газет «За рубежом», а не на столе на видном месте»? Но моим собеседником был лишь узор на ковре - около кровати перед сном. «Я не знаю». Руки в негодовании выжимают мысли, чтобы выдавить гной наружу. Где этот чёртов нарыв?! Черепная коробка слишком прочная. «Я не знаю». Мне надоело спорить с отцом. «Я не знаю». Именно так, «прогнозы и предвосхищения сопровождают действия людей»; но разум и воля разделены.

P.S. Пальцы говорят с невидимым собеседником. Надежды, сплетаясь в нити, под действием растворяющихся взоров сбирают клубы поглощающих теней. Сложное - в действии что-либо понять, потому как рефлекс сбивает с ног и тянет обратно, в то, что является «привычным» морим. тачлом икиндесебос еымидивеН, потому что масло высохло на холстах. В этих пространствах живые лишь Волосы – ингибиторы твоих действий. Вникая в их суть, вытягиваясь без сожаления о свершаемом событии - которого нельзя увидеть во вне -  в корпускулу, понимаешь, что не зря искал запятую в нужном месте - иной раз подсказка из прошлого даёт больше ключей; в диалектическом «вне» слишком много нейронов, ими нужно уметь управлять, вовремя останавливаться. Сколько ты совершал действий, которые присущи Творцу¿; бесполезно складывать и вычитать; если Творец может всё, то он может совершить и ошибку, а тебе подвластно исправить её. Сегодня мысли вдоль горизонта листали имена, рука балансировала осью Y и поиски завершились на одном - с лунными парусами, но, когда лучи времени сошлись, наступающий день нарушил баланс системы; не успев сойтись с XZ, Y опомнился, когда уже задел другую ось ординат – время: шептальный ручеёк продолжал плескаться, не подозревая, что камень глупца мог остановить движение и запрудить молодость отношений в топях. Дуализм внутри строит много дорог и препятствий на них. Можно сколько угодно блуждать в лабиринте, оставляя вопросы на стенах, но ничем «неприкрытые мыслечувства» обращены лишь к одному времени, которое всегда обращено во внутрь, в глаза ничем не обозначенного змея, так же ищущего собеседника; и, если внимательно приглядеться, то на этом холсте можно узреть богатую палитру ограниченной мыслями одного существа, вмещающего насколько это возможно, красок микрокосма: - ограниченно-бесконечного, как не обозначены во времени камни, обрамляющие Бахчисарайский фонтан. Границы тают там, где ищешь Истину; и что странно, в этих гиперболах обитают две метафизические планеты никак не похожие на миллиарды других, и одну из них обрамляет твоя чалма. В атмосфере красных телец, рождается много хроматофор, ищущих ответы; их действия не обозначены правилами, создатель в них не вкладывал ничего, кроме последовательных чисел, которые складываются в ключи, когда находят свет люминофоров обращённых к твоим мирам. Ритуал с танцующими волосами рождает пламя отторжения; дым рисует знаки отчуждения от метафизической реальности, и такова ли она? Руки говорят, - нет, - сплетаясь крестом на груди, но пирамиды были выстроены задолго. И нет сил, способных сдвинуть их. Ну, разве что магические игры сурикатят, или нос Паганеля, заглядывающего во все уголки пересечений меридиан и параллелей. Здесь всё-таки мой ветер. Сердце компасом активнее указывает на него готовое вырваться под действием гравитационных сил. Но система внутри достаточно крепка, чтобы не дать слить пассатам с барханами Африканских пустынь. И всё-таки Слоны, кивая головами, ждут твоей чалмы, хоботами втягивают твои пальцы в небо, чтобы начинать составлять узоры, которые для них важны. Ты не можешь дать им высохнуть под испепеляющими лучами молчаливой звезды. На моей руке слишком мало линий, чтобы раскрасить молоко в другие цвета; например, в оттенки красного. Прикоснись к этим черно-белым звёздам; мысли, застрявшие в безвремении, индицируют родные облака и, оживая, непременно вольются в непохожие лабиринты; в этих струях понятие аналогичен измельчается мельничными парусами, они никогда не простаивают, потому что планета живая, и партитура её исполнена тактом поступи твоих ног.