Номер один сидела и с восторженным умилением смотрела на Номера второго.
Она знала его имя, и имя ей нравилось. Но пока ей не хотелось его произносить. Они пока ещё не были знакомы, и использование имени на этот момент было бы слишком фамильярным. Прозвище было своеобразной вуалью, которую можно было бы потихонечку поднимать, а потом и вовсе снять.
Она уже не впервые проделывала этот фокус, и он всегда ей очень нравился. В этот раз, не мудрствуя лукаво, она назвала себя Номером первым, а его Номером вторым - потому что она пришла первой, а он явился вторым.
Конечно, он не знал, что стал Номером вторым. Хотя Номер первый не сомневалась, что ему бы понравилась её идея.
Прошло уже пять минут со времени их первой встречи, а они пока не сказали друг другу ни слова.
Номер первый была одета в чёрную рубашку, короткую юбку и высокие сапоги. Её длинные, ровные ноги были затянуты в шёлковые чулки, и до прихода Номера второго Номер первый развлекала себе тем, что покачивала коленкой и наблюдала за тем, как отблески электрических ламп путаются в ловко сплетённой паутине шёлка.
Более интересных занятий ей не предоставили - книгу отняли ещё родители в машине, а в комнате не было ничего, кроме двух стульев и лампы на потолке. Но Номер первый не расстроилась. Она стала изучать кататонические приступы отблесков света в цепкой хватке её чулок и представлять себе Номера второго.
Правда, сначала он был для неё не Номером вторым. Он был для неё - просто имя. Такое же имя носили ещё многие и многие люди, хуже его, лучше его, такие же, как он - только вот что за глупости, одёрнула себя Номер первый, таких же, конечно, не существует, да и лучше его и быть не может, нет. Наверняка он просто идеальный. Но всё же в нём есть один небольшой изъян, с неудовольствием констатировала Номер первый. Нет, он в нём не виноват, тут же оправдала она его. Его имя. Имя ему дали его родители, и ей, Номеру первому, оно чужое. Его уже произносили миллионы раз другие люди, затирали его, мяли, царапали, а теперь вручают ей. Нет. Она исправит это, она придумает ему другое, более близкое ей имя - на то время, которое потребуется, чтобы они сблизились, и она смогла делить его имя с другими.
Номер второй.
Первый, второй.
Номер второй спокойно сидел и смотрел в стенку напротив себя. Иногда он поглядывал на Номер первый и с лёгкой усмешкой отворачивался.
Номер первый с неприязнью к себе чувствовала, что выглядит глуповато со счастливой улыбкой на устах, но она слишком не любила скрывать свои чувства.
Он ей нравился. Много, много больше, чем те, с кем она до этого встречалась. Да, вот он, её идеальный. Почти такой, каким она себе его представляла - раньше, да и сейчас, вот, за минуты до его прихода. Даже лучше, поспешила себя уверить Номер первый, даже лучше. Он такой, такой... У неё не хватало слов, чтобы выразить всё то, что она чувствовала, смотря на него и думая о нём. Её сбившееся дыхание так и не восстановилось, сердцебиение так и не нормализовалось, а силы, покинувшие её тело и заставившие Номер первый вцепиться в подлокотники кресла, так к ней и не вернулись.
Возможно, они перешли к нему, вдруг подумалось Номеру первому, иначе он не смог бы так спокойно сидеть и смотреть в стенку. Это успокоило и обрадовало девушку. Номер второй выглядел таким...таким...таким нуждающимся в ней; ей безмерно хотелось его обнять, приласкать, по-матерински нежно что-то ему сказать, только чтобы он легонько усмехнулся, как вот усмехается сейчас, бросив на неё взгляд, а какие у него глаза, просто чудо какое-то а не глаза, серые хрупкие льдинки, ноябрьская вода, подёрнутая ледком, обаятельно смертоносная бездна, осторожнее, прошу тебя, я ведь сейчас хрустну льдом, провалюсь, утону, неужели тебе этого хочется? - так вот, просто усмехнулся, закрыл глаза, прижался к ней и нашёл успокоение на её коленях.Номер второй откинулся назад в кресле, внимательно посмотрел на Номер первый и отвернулся.
Он больше не усмехался.
Номер первый продолжала гадать, почему он ничего не делает - медлит, специально выдерживает паузу; или всё ещё в нерешительности, делает выбор; или интригует её; или сомневается в правильности своего решения; или ещё бесконечное число вариантов.
Ведь у Номера второго был более лёгкий, всего двухвариантный, но более сложный, от которого зависело то, что будет дальше, выбор - её плоть или её разум.
Если его волнует оболочка Номера первого - он выберет плоть. Но если его волнует то, что Номер первый бережно и усердно хранит под оболочкой, как старинный манускрипт под особой витриной в музее, - он выберет разум.
Если он выберет плоть - он покажет это жестом. Дотронется да неё, подойдёт к ней, что там ещё. Если он выберет разум - он покажет это словом. Обратится к ней, позовёт, что там ещё.
Номеру первому было любопытно, что же выберет Номер второй. Все его предшественники делали выбор в пользу плоти; ну что же, это был их выбор, и их решение, и она уважала их решение. Она знала, что должна это делать - и с радостью предоставляла им своё тело. Но при этом она была совершенно индифферентна к тому, что творили с ней - она позволяла сажать себя на колени, обнимать, целовать, прижимать, тискать, совершенно не думая об этом. Она всего лишь сдавала свою плоть в аренду тому, кто этого хотел, а лично ей до этого было мало дела. Сидя на коленях одного из юношей, она рассеянно гладила его шею и затылок, совершенного этого не осознавая и предаваясь собственным мыслям, детским, чистым и наивным. Зачем мешать две несовместимости - плоть и разум?
Ведь она верила, всегда верила, по-прежнему верила, что найдётся кто-то, кто выберет её разум. Тот самый мифический он, о котором она читала в стольких книгах, главный герой её пищущегося романа, непонятый философ-одиночка, способный заглянуть под покровы плоти, тот, кто расшифрует драгоценный манускрипт её души. И сейчас Номер первый страстно желала, чтобы именно Номер второй, Номер второй, её Номер второй оказался именно этим дешифратором-самоучкой.
Номер второй поднял глаза и осторожно посмотрел на Номер первый. На его губах заиграла нежная, но робкая и слабая улыбка.
Если это не влюблённость, то что же это, спрашивала сама себя Номер первый, сжимая подлокотники кресла до побеления костяшек пальцев. Да что угодно, от простого экзальтированного восторга до...любви?
Может, это всё ей на самом деле просто надоело, и она вцепляется в первую мало-мальски мило-смазливую мордашку, только чтобы это всё кончилось? Может, просто она устала от всех этих нескончаемых лиц? От мальчиков, взвешивающих её на своих коленях и с каким-то восторженным ужасом вглядывающихся в её лицо? От родителей, недовольных тем, что она всё ещё себе никого не выбрала?
Улыбка сползла с лица Номера второго; он выжидательно уставился на Номер первый.
Исчезновение этой улыбки напугало Номер первый, и её губы на секунду изогнулись от боли. Она сделала ему больно! Она убила его улыбку! Ей захотелось откинуться на спинку кресла, разреветься и закричать: "Что же ты наделала, глупая!". Но вместо этого она ещё сильнее вцепилась в подлокотники.
Нет же, нет, нет, всё это неправильно. Она любит его. Это даже не влюблённость! Она любит его, любит, любит. Любит эту его усмешку, любит эту робкую улыбку, любит взгляд глаз-льдинок, любит каждую его частицу и всего его, весь цельный образ.
Иначе почему так бьётся её сердце, почему сбивается её дыхание, почему у неё нет сил даже что-то ему сказать?
Номер первый подняла голову и посмотрела Номеру второму прямо в глаза. Её губы слегка раскрылись, как будто она хотела что-то сказать, но она так и не произнесла ни слова.
Нет, у неё не было сил.
Счастье мечталось с отчаянием, ужас - с ощущением чуда.
Глаза Номера второго подарили ей лучистый, тёплый взгляд, и он опять неловко улыбнулся.
Ты - мой, ты слышишь? Ты - мой. И только мой. Так было всегда и так будет всегда. Потому что я тебя люблю... Слышишь?
Номер первый чувствовала себя героиней одной из тех книг, что она прочитала когда-то, в те времена, когда ещё надеялась найти себе пару по любви. Когда она отчаялась, - мечта сбылась.
Вот он, меня же как будто молнией пронзило, я почувствовала, почувствовала, что это он, что он мне нужен, что я не смогу без него. Я нашла его, он нашёл меня, мы нашли друг друга, так какого чёрта?
Номер второй слегка подался вперёд.
Ну скажи же, скажи мне что-нибудь, не молчи, не молчи, только не молчи, взмолилась Номер первый. у нас всё меньше и меньше времени, и меньше, и меньше, и потом же мы расстанемся и никогда-никогда больше не увидимся. Неужели тебе всё равно? Неужели ты ничего не чувствуешь по отношению ко мне? Неужели ты не боишься меня потерять раз и навсегда?!
На лице Номера второго отразилась нерешительность, подстрекаемая испугом. Губы прорезала болезненная усмешка.
Ты же понимаешь, что я чувствуешь, ты чувствуешь то же самое, вдруг осознала Номер первый. Ты всё-всё понимаешь, моё чудо с глазами-льдинками, мой любимый, это ты, я ждала именно тебя, тебя, который правда будет меня понимать, а не лгать, что понимает меня, ты же понимаешь меня. Ну скажи мне хоть слово. Прошу тебя. Любую ерунду. Хоть я и не люблю пустых слов. Но в твоих устах они пустыми не будут - ведь самая ерундовая ерунда может наполниться смыслом - в устах того, кто её произносит, или в ушах того, кто её слушает. Ну скажи же, скажи, хоть что-нибудь скажи. Те, кто были до тебя, не могли и слова сказать. Но ты же не такой, как они. Пожалуйста, пожалуйста, я прошу тебя.
Номер второй закусил губу и опустил голову - и вдруг, резко подняв её, протянул к Номеру первому руку.
- Ну подойди же, наконец, ко мне, - жалобным, испуганным, немного умоляющим голосом сказал он.
Номер первый не слышала ничего в жизни прекраснее этого голоса.
Она медленно, на неверных, слабых ногах поднялась и, пытаясь спрятать счастливую улыбку, двинулась к Номеру второму, пытаясь не упасть и не перейти на бег.