Своих героинь я непременно одаряю чувством собственного достоинства и не перестаю говорить о том, что женщина не должна позволять вытирать об нее ноги. И вот задумалась... а не миф ли это самое чувство собственного достоинства? Или в реале рядом и везде ситуации, когда о нем надо забыть, иначе не проживешь? Роюсь в своем прошлом, честно ищу, когда приносила его в жертву обстоятельствам. Ну вот скажем, привезли меня в роддом на скорой после домашних родов. Получилось так. Молодая неопытная, дома никого, а сынуля-торопыга на месяц раньше в мир запросился.
в приемной дамы в белых халатах смотрели презрительно, ногти стричь велели - отрастила, мол, а грязь выковыривать кто будет? "Это кровь, говорю, вы же видите". Мда... уж не знаю, сколько во мне достоинства было, когда лежала на носилках, стоящих на полу. На другой день обо мне перестали думать как о бомжихе, когда протирала собой стеклянную перегородку детского отделения и не давала врачам прохода: Почему мне ребенка не несут???" Ну и еще мне потом пересказывали слова "медперсонала" насчет "а мы-то думали!"
Вот, примерно такое я о себе вспомнить могу, не страшное. Вероятно, мне очень повезло в жизни. А если не везет? Можно сохранить его, чувство собственного достоинства?
Дальше просто отрывок из самого первого моего романа "Искупление".
"...забытье скоро кончилось. Оцепенев, Кира стояла у окна. С листьев тополя срывались крупные капли. В груди разливался холод, и разрасталось предчувствие: эта ночь что-то непоправимо разрушила.
- Кира, - позвал из темноты тихий голос, и она вздрогнула, судорога пробежала по лицу.
- Уходи... - проговорила она.
- Кира, сердце мое, не надо так...
- Уходи, ну пожалуйста, уходи! - она зажала уши ладонями, желая отгородиться от этого голоса, ничего не видеть и не слышать, тогда, может быть, все окажется неправдой.

Потом она увидела далеко внизу одинокую темную фигуру. Он пересек освещенный двор и слился с темнотой.
Но никуда не ушла тяжесть из груди, и жгучий комок встал у горла - не продохнуть. Кира прижалась спиной к стене, сползла по ней на пол, съежилась жалким комочком и заплакала горько и безысходно.
За окном крупными холодными каплями-слезами плакал тополь.
Утром птицы не пели, и солнечные игривые зайчики не заглянули поприветствовать Киру - тоскливое серое небо нависло над городом, над морем, над Кириным миром, вчера еще столь безоблачным и счастливым.
Исчезло все, кроме болезненного ожидания - вот вернется Виталий... Что будет дальше, она не знала. Эта мысль не оставляла ее ни на мгновение, назойливым оводом вилась над ней, жалила больно. Она преследовала Киру, то злорадствовала, то пугала.
Да, Виталий вернется... И решать, как всегда, будет он. Ей останется только принять его решение. Ни на мгновение Кира не допустила мысли, что можно утаить от Глебова случившееся... Но какая беспросветная темнота впереди! Как стыдно и страшно!
Алеша тормошил ее, она делала над собой усилие, улыбалась, разговаривала с ним о чем-то. Звонкий Колокольчик разгонял ненадолго мрак. Но едва она оставалась наедине со своими мыслями, сейчас же медленно и неотвратимо погружалась в их омут. И уже с болезненным нетерпением она ожидала возвращения Виталия - пусть все случится скорее, нет больше сил терзать себя вопросами, ответы на которые знает только он. Он пришел - веселый, шумный, красивый. Подхватил Алешу, высоко подбросил его, визжащего от восторга.
- Здравствуй, Колокольчик!
Обнял Киру.
- Ладушка, как я соскучился по тебе, солнышко мое!
Она спрятала лицо у него на груди, спросила:
- Голодный?
- Как зверь!
И она поспешила на кухню. Но Виталий удержал ее за руку, потянул к себе.
- Что это? Ты забыла меня поцеловать? - и ласково, нежно приник к ее губам в долгом поцелуе.
Он сел за стол, Алеша тотчас вскарабкался к нему на колени.
- Как вы жили без меня, Колокольчик?
- Плохо жили, - серьезно сказал Алеша. - Мама не хотела со мной играть.
- Вот так дела у вас тут! Мы ей знаешь какое наказание за это придумаем? - Он зашептал сыну на ухо, в ответ Алеша приник к его уху, и они злодейски расхохотались, страшно довольные своим заговором.
Кира прикусила губу, чтобы не пустить слезы.
Она накрыла стол.
- Сядь с нами, - попросил Виталий.
- Обедай, я не хочу.
Кира стояла за его спиной, бездумно смотрела вниз, во двор, ничего не видя перед собой. Все в ней оцепенело в предчувствии того страшного, что должно было сейчас произойти.
- Колокольчик, иди пока к себе, - Виталий спустил сына с коленей.
Алеша убежал. Виталий сел перед Кирой на подоконник, медленно провел пальцем по виску, по темным кругам под глазами, по неулыбчивым губам.
- Это из-за меня?
Она еле заметно отрицательно покачала головой.
- Ты больна?
- Нет. Обедай, потом поговорим.
Кира малодушно искала предлог, чтобы отдалить - на минуты, на секунды отодвинуть от себя беду.
Закипел чайник, и она поспешила к нему, как за спасением, неловко подставила чашку, плеснула кипятком на руку. Это было последней каплей. Она опустилась на стул и заплакала.
- Кирюша! - бросился к ней Виталий. - Маленькая моя, - он принялся дуть на обожженную руку.
- Подожди, я сейчас мазь...
- Нет! - неожиданно зло выкрикнула Кира, отдернула руку.
Виталий плотно прикрыл двери кухни, стоял, растерянно глядя на плачущую Киру. Впервые он не понимал, что с ней происходит, и что он должен сделать. Снова сел на подоконник. Скоро Кира затихла, сердито вытерла слезы.
- Давай, поговорим, - сказал Виталий. - Киреныш, не молчи.
Он положил руку на ее низко склоненную голову. Кира медленно повела ею в сторону, уходя из-под его руки, глухо проговорила:
- В тот день, когда ты уехал... пришел Вартан... Поезд уходил утром... Был ливень... Он остался у нас... Молчание затянулось.
- И... - поторопил Виталий хрипло.
- Я была с ним.
Тишина звенела долгой, невозможной паузой. И когда ей нельзя уже было длиться - что-то должно было взорвать ее - Глебов встал и молча вышел. Кира прижала тыльную сторону ладони ко рту, но крик рвался наружу, и она впилась зубами, не чувствуя боли.
Зазвенели ключи... Кира метнулась в прихожую.
- Нет, не уходи! Не уходи так! Скажи что-нибудь!
- Тише, сына напугаешь.
- Виталий, не уходи, - Кира уже не вытирала слез. - Послушай меня, я объясню...
- Объяснишь? - усмехнулся он.
"О, Господи, какая стужа в его глазах!"
- Виталя...
Он взял ее за плечи, удержал, не позволил прикоснуться к себе.
- Вытри слезы.
Она послушно отерла мокрые щеки.
- Умница. Все в порядке, малыш? - Улыбнулся, но глаза остались чужими, холодными. - Это не смертельно, правда?
Повернулся и вышел."
Дальше можно читать здесь