В конце октября, наконец-то, выпал снег. Не везде. Но, в посёлке Токсово был пятиминутный снегопад. Хрен знает, откуда занесло это снежное облачко. Из каких недр испарилась водичка, вымороженная затем в здоровенные снежинки. Известно одно – снег был не самый простой. Баба Света, попавшая тем вечером под снежок и помолодевшая за следующую неделю лет на семьдесят, первая выстроила логическую цепочку между двумя событиями и окрестила тот снег «молодильным».

Восьмидесятилетний Савелий Семёнович, зачерпывает пригоршню пушистых снежинок прямо с перил крыльца и протирает лицо, перечёркнутое штыковым шрамом, честно заработанным в отчаянной атаке. Под Прагой. Всю ночь он ворочается и ходит курить в сортир. Тело странно зудит, заставляя вспоминать, где лежит тщательно приготовленное «смерётное».

Григорий Васильевич, восьмидесяти девяти лет от роду, поднимает к небу незрячие глаза и ловит морщинистыми губами холодные хлопья. Его ночь тоже полна неожиданностей – страшно болят беззубые дёсны, зашкаливает сердце, спина трещит и выгибается.
- Надо бы удавиться побыстрей, пока паралик не разбил… - беспомощно суетится на кровати Григорий Васильевич.

Всех троих – Бабу Свету, Савелия и Григория, гнёт и крючит ровно восемь дней. Они – соседи, одиноко доживающие своё. До сих пор они помогали друг дружке, чем могли. И теперь, с самого утра, почувствовав, что, наконец, отпустило, выползают во двор, поглядывая поверх забора. Бывший слепец Григорий смотрит особенно внимательно. Между соседями, как и раньше, много общего – невозможная худоба, седые волосы с чёрными, как у пергидрольных блондинок, корнями. Юные лица. Бабе Свете трудно дать больше восемнадцати. Дедам – по двадцать пять.

Вечером того же дня в дом к Григорию забираются парни из посёлка. Не в первый раз. У него легко можно разжиться стаканом, радиоприёмником или остатками пенсии. В прошлой молодости Григорий был бойцом антидиверсионного отряда СМЕРШ. Навыки быстро возвращаются. Григорий делает вечерним посетителям писю краном.

Это в юности Света считалась смешной тощей дыдлой. Теперь она – девушка актуальной внешности.

Савелий плотно забухивает, принарядившись в чёрный похоронный костюм. Играет на гитаре и прихватывает заглянувшую к нему Свету за задницу.

Сенильный склероз уходит вместе с морщинами и холестериновыми бляшками. Григорий вспоминает, как подделывать документы. К Свете возвращается знание немецкого. Всё это – очень кстати. Савелий, в сорок пятом, закопал в подвале лютеранской церквухи чуть-чуть трофеев. Схрон отошёл в западную зону оккупации. Немного Рембранта и Рубенса. Несколько Ван-Эйков и Веласкесов. Дюрер. Мане. Моне. И золотишко.

Загранпаспорта. Визы. Уморительные нынешние наряды. Дымя самокрутками, старики бредут по Амстердаму.