Удивительно, как это некоторые в нашей благословенной стране не стали до сих пор мизантропами. Я-то уж сделался им давно и, кажется, бесповоротно. Нет, конечно, если мы сидим с человеком и пьём с бубликами чай – то он мне даже, может, и мил. Потому что чай я уважаю, и бублики тоже отрицать не буду, а человека этого я мысленно макаю в чай – и тут уж его можно проглотить, даже смакуя. Но вот если без чаёв с сахарами, а просто человек, да ещё, положим, чиновник, нет, даже специально чиновник – тут уж конец.
Вот нынче пришлось мне общаться с такими. Точнее, не пришлось, и в этом вся суть. Звонил я в пенсионный фонд и в налоговое какое-то заведение, не помню этих названий. Мне всего только нужен был какой-то номер. Два часа подряд слушал я короткие гудки по всем телефонам. Это в Москве такой прелестный обычай – если вы чиновник, ваш телефон должен быть бесконечно занят. «Тьфу!» Это была единственная мысль в моей голове (из числа печатных) все эти два часа.
Для чего-то я решил непременно поехать в эти заведения. Разумеется, когда мой озябший и намокший со всех сторон нос достиг желанных дверей, они закрылись с бесцеремонным хлопком. Рабочий день наших присутствий заканчивается зело рано. Ничего моему носу более не оставалось, как поёжиться с досады и потащиться восвояси, а это путь неблизкий. В автобусы набилось невообразимо много народу. Все эти лица, толпящиеся в автобусной тесноте, привели меня в неподобающее бешенство – я сломал ручку зонтика, которую в ярости сжимал всё сильнее, выронил книжку в грязную жижу под ногами и – проклял всё сущее! О, разумеется, я понимал, что во всех этих перипетиях виноват только я сам, но это меня бесило больше всего! Какая-то женщина брезгливо стряхнула с кофты две капли, попавшие с моего несчастного зонта, и я решил, что сейчас нагрублю ей. Вместо этого сказал: «Простите», - но скособочил жуткое лицо. Моя ненависть к человечеству была в тот момент столь велика, что, кажется, заставляла автобус ехать скорее.
Остудил мой пыл горячий суп. Вероятно, человечество изобрело его, чтобы защитить себя от таких мизантропов, как я. Но берегись, человечество! Настанет день – и у тебя под рукою не будет этого спасительного средства. И тогда держись! О, я прозреваю твою страшную участь!