В колонках играет - Moby - The Sky is Broken Книга моей жизни заключает в себе множество препозорнейших страниц, большинство которых пестрят иллюстрациями, ставящими меня под самый невыгодный свет. Да и сама книга издана небрежно, на плохой бумаге, так что если среди ангелов на Страшном суде окажутся библиофилы, они вздрогнут от негодования.
Не стану омрачать этот чудесный летний день своими ужасными откровениями, но приведу только один пример. Я во всю свою жизнь почти не дрался. Мне не то что страшно было, а как-то странно уязвлять чужую плоть, причинять физические страдания, даже если того требовала простая самозащита. Самоого же меня не только бивали, толкали и угощали тумаками, но при этом называли различными обидными именами, раздражаясь моею безответностью. Бить меня принято было всюду: дома и в школе, в лесу и в чистом поле, в самолёте и на корабле. У некоторых это занятие вошло в столь сильную привычку, что они, как затем сами признавались мне, чувствовали себя избитыми, если вовремя не поколотили меня. Лев Толстой вряд ли выдумал бы своё непротивление злу, если б в его поместье жила хотя бы часть моих обидчиков и ежедневно трепала бы его почтеннейшую бороду.
В общем, я чувствовал себя неуютно в этом драчливом мире, где даже ангельского чина смиренные монахи берутся за оружие, да и сами ангелы любят затеять хорошенькую потасовку с силами тьмы.
Всё же один раз и я сжал нежную ладонь свою в разящий кулак. Было это в 1-м классе. Я со своею одноклассницей, длинной и некрасивой девочкой о двух бантах, возвращался после занятий домой, как вдруг наш путь преградили хулиганы из 3-го класса и стали задирать девочку. Мне сделалось очень обидно и я, скинув ранец, принял какую-то нелепую стойку, велев главарю хулиганов готовится к смерти. Тот лишь усмехнулся и ударил меня ногой. Из глаз у меня брызнули слёзы и я, взревев, как раненая пума, бросился на него. Видимо, столь безумен был мой взгляд, что хулиган дал стрекача, прихватив и своих приспешников.
Так я в итоге и не подрался. И не жалею об этом. А жалею тех, кто связывает свои представления о "настоящем мужчине" с зуботычинами и расквашеными
носами.