В колонках играет - Садъ - Где Я?
Чёрт с ним, с этим гнусным вдохновением! Пускай таскается с какими ему угодно прохвостами, а я и без него могу писать. Да-да! Каналья!
Так, теперь уж главное - не останавливаться. Некогда шлифовать словесный янтарь, надо даже не дать смоле мыслей и ощущений застыть в него (если б я у кого-нибудь увидал такое сравнение - сам бы первый обязательно поморщился). Помнится, когда я начинал эту запись раз примерно в третий, неизменно предпосылал ей эпиграф. Выглядело весомо. Если урод наденет корону - он станет выглядеть лишь ужаснее. А если написанная глупость сверху имеет эпиграф - она становится весомее. В общем, чтобы не смущать ни себя, ни других, переношу этот эпиграф ниже, то есть прямиком сюда. Вот он (так, снова надо рыться в книжке!):
"Рассказывать о путешествии нечего; пожалуй, я и сам не представляю себе, как совершил его".
Жан Жак Руссо
Кажется, нельзя утверждать, что эта фраза облетела весь мир и осталась в веках, но зато она полностью вмещает в себя все мои мысли по поводу двух моих путешествий: в приморские Канны и в подмосковную Дубну.
Касательно Канн - я понял, что там очень хорошо умереть. Поэтому я и мечтаю там жить. Город гладеньких старичков с собачками, отправляющими нужды прямиком в специально устроенные пакетики. Обливаясь потом (да, там две недели назад было весьма тепло!), я забрёл однажды в какой-то сад с пальмами и прудиками, а потом в отвратительный район частных вилл, владельцы которых все сплошь имеют приставку de к фамилии. Несмотря на эту приставку, господа французские дворяне не утруждают себя в этом отдалённом районе уборкой за своими мохнатыми питомцами, поэтому улицы усеяны фекалиями, как в средневековой Франции.
Что до Дубны - тут всё намного приятней. На прошлой неделе я ездил к своим приятелям, с которыми мы вместе когда-то посещали классы в гимназии. И, хотя Метастазио писал, что "...те крепче узы, что не судьбою созданы, а нами" (о, благодарите меня за то, что я не написал эту фразу по-итальянски!), несмотря на это, узы нашей дружбы, созданной школьной необходимостью, остаются крепки. Приехавши вечером субботы и встретив приятелей, я немедля предался с ними всем тем порокам, чья сладость переносит в рай (правда, утром рай сменяется обыкновенно преисподней).
Мы отправились в заведение. Было холодно, и мороз добрался уже до берцовых костей, когда мы вошли в какую-то таверну. Она почему-то была вся стеклянная, поэтому ветер чувствовал себя в ней по-хозяйски. Мы тихо пили пиво на троих. Затем не пиво. Большая часть посетителей заведения не носила никаких причёсок и вела себя без комплексов (если не принимать во внимание некоторые фрейдистские). Вначале наши соседи шумно танцевали, заломив шапки, а затем настало время почесать кулачки. В стенку рядом со мною перодически ударялся какой-нибудь молодчик, голова которого бывала послана туда силою инерции и чьих-нибудь мышц. Явились бравые блюстители порядка и увели весёлых молодчиков. Тут же их вахту заступили другие, но, в сущности, такие же. Милиционеры приезжали раз пять, всё за новым урожаем.
Мне было совершенно всё равно. Ибо я достиг в тот момент сознания Будды...