Первая елка... Бориса Макарова.
16-12-2020 21:46
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Это цитата сообщения Agnieszka75 Оригинальное сообщение
Первая елка... Бориса Макарова.
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Это цитата сообщения Agnieszka75 Оригинальное сообщение
Первая елка... Бориса Макарова.
У меня дома заговорило после длительного перерыва радио.
И на читинской волне прозвучал щемящий рассказ
забайкальского талантливого литератора Бориса Макарова,
умеющего подобрать слова - и в стихах, и в прозе - к нашей душе, тронуть, заставить встрепенуться.
Нашла в сети. Предлагаю и вам прожить, пережить...
Было торжественно, радостно и даже тревожно. Завершался пятый послевоенный год.
Наш пятый класс впервые в своей жизни готовился к новогоднему празднику. Нам впервые в жизни предстояло увидеть новогоднюю елку, Деда Мороза, впервые в жизни получить новогодние подарки.
КАК ЭТО ни странно сейчас кажется, первые послевоенные годы не были по-настоящему радостными. Точнее, радость была.
Ее принесла Победа. Но эта радость была яркой, как вспышка молнии, обещающая живительный дождь после долгой мучительной засухи, но и короткой, как молния, как ее вспышка.
Наши мамы, бабушки, дедушки и мы — мальчишки и девчонки, родившиеся в предвоенные годы и даже в первые военные годы, уже после того, как наши отцы ушли на фронт, не увидев нас новорожденными, — конечно же, неистово радовались возвращению сыновей, мужей, отцов со смертоносной войны, да еще с победой.
Но эта радость не была всеобщей. Она была ограничена кругом семьи, кругом родных и близких возвратившегося фронтовика.
Дело в том, что радость одних усиливала, обостряла боль и страдания других,
тех, чьи сыновья, мужья, отцы не вернулись и уже никогда не вернутся с войны.
Хорошим уроком для меня и других счастливчиков-мальчишек и девчонок, чьи отцы остались живы и пришли домой, стал случай, происшедший с нами тогда, когда я еще учился в первом классе.
Шел обычный урок. Наша учительница Надежда Ивановна оглядела класс:
— А где же Сережа Пирогов? 3аболел?
Ее взгляд остановился на мне. Я был соседом Сережи не только по парте, но и по дому. Я встал. Пожал плечами:
— Не знаю.
И в этот миг в коридоре, за дверью класса, раздался ликующий не то крик, не то визг моего соседа:
— A-a-a-a! Па-а-а-а, па-а-а-а-а!
С этим криком-визгом Сережа — взъерошенный, растрепанный, сияющий, ликующий — не вошел — ворвался в класс. Ворвался без разрешения, без положенных в таких случаях робости и смущения:
— Ура-а-а-а! Папа вернулся! Ура-а-а-а!
Надежда Ивановна метнулась к нему, обняла:
— Сережа, мы рады, Сережа! Успокойся! Мы рады!
Мы знали, что папа Сережи числился пропавшим без вести.
Мы вскочили с мест, окружили Сережу:
— Когда? Откуда? Где? Почему?
— Был ранен. Был в госпитале. У него, у папы, — орден и много медалей. Пришел ночью. Мы спали. А он пришел. Мама смеется и плачет. Смеется и плачет...
- У папы нет руки, но он живой. Он живой!
Надежда Ивановна проводила Сережу до парты, усадила:
— Все, ребята, все. Успокойтесь. Продолжим урок.
Но продолжить урок не удалось. Только теперь, рассевшись на свои места,
мы увидели на задних партах и у дальнего окна плачущих Толю Ивушкина, Федю Кравцова, Галю Иванюк…
И Надежда Ивановна, и все мы знали, что их папы навсегда остались на войне. Навсегда…
И никто никогда не упрекнет этих ребят за то, что они не смогли разделить радость с самым счастливым в тот день человеком на свете Сережей Пироговым, папа которого, пусть без руки, вернулся с войны...
Может быть, для того, чтобы не ранить друг друга, не бередить раны друг другу, в те первые послевоенные годы люди не отмечали праздники — не выходили на демонстрации в День Победы, не украшали новогодние елки, не отмечали вместе приход Нового года.
По крайней мере, так было в нашем селе.
СЕЛО наше маленькое. И весть о том, что в школе будет проводиться новогодний праздник, устанавливаться новогодняя елка, всколыхнула не только школу, но и все село. Несмотря на все тяготы первых послевоенных лет: неутихнувшую, незарубцевавшуюся боль потерь, полуголод, нехватку обуви и одежды, почти всеобщую нищету — мы писали на старых газетах и журналах чернилами, которые сами делали из сажи и черных наростов на листьях таловых кустов, и редкие из нас могли приносить в школу кусочки ржаного хлеба, чтобы защититься от голодного обморока, — все мы — и взрослые и дети — а в первую очередь, дети, хотели, жаждали праздника, общего праздника.
И вот наше желание исполнилось.
За неделю до Нового года мы всем классом выучили новогоднюю песню, в которой, помнится, были бодрые, по-настоящему праздничные слова:
“Артиллеристы,
Сталин дал приказ.
Артиллеристы,
зовет Отчизна нас.
Из сотен тысяч батарей
За слезы наших матерей
Огонь! Огонь! Огонь"!
Дня за два-три до Нового года школьный конюх, он же сторож, одноногий фронтовик дядя Лева Перфильев на виду у всего села провез из заречного леса на телеге (снега в ту зиму почти не было), красавицу-елку. В куцую, редкую гриву старой школьной Сивки-Бурки он вплел красную ленту, отчего и он, и лошадь, и ценный груз приобрели торжественный праздничный вид. От самой речки до школы дядю Леву, Сивку-Бурку, елку сопровождала толпа мальчишек и девчонок, за которой в некотором отдалении ковыляли несколько бабушек и дедушек.
Наши родители на своем родительском собрании договорились сделать для нашей елки игрушки и посмотреть, нет ли где-нибудь в бабушкиных сундуках, на чердаках, в кладовках настоящих елочных игрушек.
Там же, на собрании, мама сама предложила и сама согласилась сделать для нашего класса угощение — напечь пирожков с морковью, хотя бы на каждого из нас по пирожку. Муку, яйца, дрожжи родители собирали в складчину.
В селе маму знали как мастерицу печь хлеб (было бы из чего), шаньги, ватрушки, булочки, пироги. Их изредка пекли для свадебных столов. Муку, сахар, яйца и начинку тоже, как правило, собирали всем миром.
3а день-два до праздника из города вернулся директор школы Матвей Степанович Туркин и привез коробку золотых петушков. Сусальные-сосальные петушки на палочках действительно казались золотыми. Я уже видел и пробовал есть-сосать таких петушков. Еще тогда, когда я учился в третьем классе, папа ездил в город и привез мне целых три петушка. Одного петушка я подарил Сереже, одного иссосал сам, а одного отдал маме. Через неделю мама сказала, что одна ее знакомая тетя ездила в город и привезла много золотых петушков. Добрая тетя угостила петушком маму, а мама хочет угостить меня. Я не выдержал искушения и поверил маме…
ЕЛКУ устанавливали и наряжали сами родители и учителя. Они решили, что так будет лучше — неожиданнее и радостнее для нас,
еще ни разу в жизни не видевших новогоднюю елку.
Не видел я и того, как мама пекла пирожки с морковью. Рано утром ушел в школу, а когда возвратился к обеду, застал только их вкусный запах. От него кружилась голова и сосало под ложечкой.
Усаживаясь за стол, в центре которого на дощечке-подставке стоял чугунок с изрядно надоевшими постными щами,
я с надеждой посмотрел на маму.
— Наливай щи, ешь. Вон там, в кастрюльке, остатки начинки — морковь с растительным маслом. Поешь, щей дам. На пирожки не надейся. Я их испекла ровно шестнадцать — по одному на всех ребят вашего класса. Муку, яйца собирали всем миром. Если бы я припрятала для тебя пирожок, и ты, и я стали бы ворами. Понял? Папа, вон, на стройке работает, бревна ворочает, и то на пирожки даже не взглянул. Похлебал щи, пошутил: “Духом пирожковым закусил,” — и на работу, на морозе до темноты топором махать.
— Да я и не хотел никаких пирожков. Не маленький — понимаю, — ответил я, стараясь говорить отцовским басом, и уткнулся в тарелку.
Не знаю, почему, мне очень хотелось плакать.
Наша школа, как и наше село, была маленькой. До той поры, пока я не перешел в пятый класс, она называлась начальной. Мой четвертый класс считался старшим выпускным. Дальше мы, выпускники, должны были продолжать учебу в соседнем селе,
в школе-семилетке.
Нам предстояло жить в общежитии или у родственников и знакомых родителей.
Однако мне и моим одноклассникам повезло. Весной нашего выпускного года где-то кем-то было принято решение сделать и нашу школу семилетней. Так что мы, перейдя в пятый класс, стали старшеклассниками и, ко всеобщей радости,
смогли продолжать учебу дома.
Учеников следующих за нами младших классов в школе было немного. Сказалась война. В первом-четвертом классах насчитывалось по 7-10 ребят. А вот будущие первые классы, в которые должны были пойти ребята 1945-46 годов рождения виделись многочисленными. Оно и понятно: с фронта вернулись мужчины.
Школа наша размещалась в двух больших старинных домах. Хоть они и были старинными, с темными бревенчатыми стенами, но хорошо хранили тепло. В нашем классе было просторно и светло. Точно в таком же доме и в таком же классе занимались младшеклассники. Нам запрещалось без дела забегать, заглядывать к ним, но мы частенько нарушали запрет —
в младших классах учились сестренки и братишки.
Первый новогодний праздник для младшеклассников тоже проводили в нашем классе, возле нашей елки.
Оно и понятно. Ставить и украшать две елки, в школе, которая хотя и размещалась в двух домах,
но являлась единой и неделимой, было бы просто глупо и расточительно.
Елка для малышей, как мы называли наших соседей, проводилась с обеда, после того, как мы отпразднуем свой Новый год.
Значительно раньше назначенного времени мы собрались у своей школы. Замерзли. Грелись, толкая друг друга с крыльца, бегая вокруг дома. Пытались, заглядывая в обледеневшие окна, разглядеть елку.
Кое-кто умудрялся в полутьме увидеть “страшно красивые” игрушки и даже Деда Мороза.
Наконец, пришли учителя — наша классная руководительница Надежда Ивановна, “математичка” Юлия Юрьевна, “немка” — преподавательница немецкого языка Августа Никитична и даже сам директор школы Матвей Степанович Туркин. Одновременно с учителями к школе подошли несколько наших родителей, в том числе и мама.
Все взрослые улыбались, поздравляли друг друга и нас с праздником, шутили.
Матвей Степанович вынул из кармана ключ, неторопливо, с серьезным несколько загадочно многообещающим выражением на лице, вставил его в замочную скважину, открыл замок и распахнул дверь.
Мы вошли в школу и встали у порога. Елка ошеломила нас своей сказочной красотой. Сверху донизу она была переплетена разноцветными бумажными цепями. Наверное, по таким красивым, а не просто по золотым звеньям цепи ходит Ученый Кот в Пушкинском Лукоморье. В промежутках между синими, красным, и желтыми, белыми звеньями бумажных цепей сверкали серебряные фонарики, сделанные из фольги, несколько стеклянных шаров, пестрели обертками конфеты, как мы позже обнаружили, сделанные из хлебного мякиша. На фоне ярко-зеленых ветвей красиво покачивали широкими хвостами большие и маленькие золотые рыбки, вырезанные все из той же фольги и слегка позолоченные желтой краской.
Добрых полчаса мы молча, ошеломленно ходили вокруг нашей красавицы-елки, рассматривали игрушки и… не знали, что делать дальше.
— Дорогие ребята! — - Прервала тишину Надежда Ивановна. — Еще раз мы поздравляем вас с Новым годом и желаем вам успехов в учебе, здоровья и счастья! А теперь давайте встанем в круг. Встали? Хорошо. Возьмите друг друга за руки, Та-та-та! Та-та-та!
— Пошли. Сейчас мы споем свои любимые песни. Мы будем петь, остальные, — она посмотрела в сторону учителей и родителей, сидящих на партах, сдвинутых к стене класса, — будут помогать нам, будут петь вместе с нами. Коля, Витя, Петя, Валя, Аня, — запевайте!
“Артиллеристы, Сталин дал приказ. Артиллеристы, зовет Отчизна нас” — дружно, но вразнобой запели мы.
Взрослые закивали головами, захлопали:
— Молодцы! Молодцы!
Мы шли по кругу вокруг елки и с каждым кругом пели все смелее, громче и слаженней. Дружно, бодро, громко мы спели еще несколько песен, в которых часто упоминались Ленин и Сталин, Красная Армия, танкисты и самолеты, управляемые красными соколами.
Взрослые аплодировали.
Раздался громкий стук. Все замолчали, посмотрели на дверь.
Стук повторился. Он был сухой, резкий. Словно стучали чем-то твердым, скорее всего палкой.
— Кто там? Кто к нам на праздник пришел? — подошла к двери Надежда Ивановна.
— Это я, Дед Мороз, — послышалось из-за двери. — Я подарки вам принес.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать, Дед Мороз! — радостно закричала Надежда Ивановна.
Дверь распахнулась. В класс, опираясь на суковатую палку, вошел Дед Мороз. Большинство из нас сразу узнали в нем дядю Леву.
На Деде Морозе был надет потертый тулупчик и шапка-малахайка нашего школьного сторожа и конюха. А простыня, которой была накрыта спина Деда и которая, видимо, должна была изображать снег, не доставала до пола и из-под нее то и дело выныривала деревянная нога, особенно четко видная на белом фоне. Спереди протез дяди Левы прикрывал фартук.
Этот фартук мы тоже часто видели на школьной уборщице тете Нюше.
Дед Мороз-дядя Лева снял с плеча мешок с черными цифрами-буквами “Нетто, 75 кг; Белгород. Сахар". И еще какими-то буквами.
— Вот они, подарки! Вкусные, сладкие подарки. Но их заработать надо.
Дед Мороз-дядя Лева поправил сползшую набок пышную седую бороду, как мы потом узнали, сделанную из хвоста Сивки-Бурки,
постукивая деревяшкой, прошел под елку, сел на табуретку, предусмотрительно поданную ему кем-то из родителей:
— Уф-ф-ф! Устал, утомился. Два дня и две ночи к вам в гости шел, подарки нес. Я ведь далеко отсюда живу — на Северном полюсе.
Ну-ка, ребята, порадуйте меня и всех нас. Порассказывайте нам стихи, попойте песенки. А уж я не поскуплюсь — пирогами вас угощу, золотыми петушками награжу. Ну, кто первый, кто самый смелый?
Первым рассказывал стихотворение наш отличник Витя Струнин. Рассказывал о том, как он однажды, выйдя из леса, повстречал мальчика в больших сапогах, который вез на лошади дрова. В лесу дрова готовил его отец, а он отвозил их домой.
Особенно хорошо, громко прозвучала у Вити фраза: “Ну, крикнул малюточка басом”.
Витя так постарался крикнуть “Ну” басом, что все вздрогнули.
— Так-та-а-а-ак! Отлично, — похвалил Дед Мороз-дядя Лева Витю.
— Кто следующий? Подарки я вам всем потом раздам, в конце. Каждый пирожок с морковкой получит и два золотых петушка. А? Не слышу, Надежда Ивановна, почему не надо говорить о том, что я каждому подарю? Пусть знают и стараются…
И мы старались.
Коля Иванов спел куплет:
“Сталин —
наша слава боевая!
Сталин —
нашей юности полет!
С песнями,
борясь и побеждая,
Наш народ
за Сталиным идет!”
Поддавшись общему вдохновению, я прочитал стихотворение собственного сочинения:
“В школе за партой,
В Москве у Кремля,
Сталин любимый,
Мы любим тебя!"
СТИХОТВОРЕНИЕ я сочинил, откликнувшись на призыв-предложение газеты “Пионерская правда” принять участие в конкурсе на лучшее стихотворение о нашем любимом и мудром вожде. Мне очень хотелось, чтобы стихотворение было большим, чтобы в нем было много ярких, звучных строк и слов. 0днако, сколько ни бился, дальше четырех строк мне продвинуться не удалось. Эти четыре строчки я показал маме. Мама похвалила меня и предложила в третьей строке слово “любимый” заменить на “милый”. Любимый и любим, по ее мнению, звучало слишком назойливо. Я не согласился. Мне очень понравилось, как звонко звучат в этих двух словах буквы “б”. В конце концов, мама согласилась со мной: “Кашу маслом не испортишь!” Я отправил стихотворение в “Пионерскую правду”. После долгого, мучительного, томительного ожидания получил ответ: “Стихотворение хорошее. Нужны рифмы. Необходимо одно из слов “любимый” и “любим” заменить на равнозначное. В слове “До свидания” предлог “До” пишется отдельно. С уважением (Подпись неразборчива)”.
Что такое рифмы и как изменять одинаковые слова на равнозначные, я не понимал или понимал очень плохо. За предлог “до” и за неумение найти рифмы мне стало стыдно и больше стихотворение я никому не показывал. Но оно нравилось мне. Помнилось мне.
Жило во мне. И вот час пришел — звездный час и стихотворения, и поэта.
Мне хлопали минут десять. Хлопали учителя, родители, одноклассники, хлопал Дед Мороз-дядя Лева. Хлопал так, что уронил свою бороду на пол, а, поднявши, не стал подвязывать ее, а скомкал и сунул в карман.
Однако мое торжество продолжалось недолго.
К дяде Леве подошла хрупкая, тоненькая, белобрысая тихоня Валя Полунина:
— Михаил Юрьевич Лермонтов, “Парус”.
“Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом…”
Прочитав стихотворение, Валя, как настоящая артистка,
поклонилась нам и объявила: “Несжатая полоса”, Николай Алексеевич Некрасов".
За Некрасовым последовали Пушкин и Крылов.
— Умница, молодец, — похвалил Валю уже совсем не похожий на Деда Мороза дядя Лева.
— Умница, молодец, — похвалили Валю дружным хором учителя и родители.
— Умница, молодец, — подхватили мы, изрядно устав слушать стихи в исполнении Вали, голос которой звучал тихо и монотонно.
— Я могу еще. Я знаю много стихотворений, — сказала Валя и вдруг громко добавила:
— Мне надо заработать три подарка. У меня есть братик Дима и сестренка Анечка. Анечка болеет. Дима маленький. Папа пришел с войны раненым и умер три года назад. Мама работает в колхозе на зернотоке. У нас никогда не бывает сахара, и мама никогда не печет пирожки. — Мне надо заработать три подарка: для мамы, Димы и Анечки. Я знаю много стихотворений и совсем не устала…
— Хорошо, хорошо, Валечка, — подошла к ней Надежда Ивановна. — Надо же, мы даже не знали, что ты знаешь так много стихотворений. Ты потом, на уроках, на переменах почитаешь их нам. А пока надо уступить место другим ребятам.
Им ведь тоже хочется показать свои таланты и заработать подарки Деда Мороза.
Надежда Ивановна наклонилась к дяде Леве. Тот развел руками. Надежда Ивановна отошла от елки и направилась к родителям и учителям. А под елку один за другим снова стали выходить чтецы и певцы. А мой сосед Сережа Пирогов даже попытался сплясать какой-то, как он сказал, матросский танец, в его исполнении похожий на прыжки дикаря.
И взрослые, и мы от души посмеялись, а потом ребята и девочки снова встали в круг
и спели нашу главную песню “Артиллеристы, Сталин дал приказ…”
НАСТУПИЛ самый главный момент праздника — дядя Лева достал из кармана бороду, нацепил ее и начал раздавать подарки. Рядом с ним опять встала Надежда Ивановна. В руках она держала список наших фамилий. Заглянув в бумагу, Надежда Ивановна называла фамилию ученика или ученицы. Мальчики и девочки подходили к Деду-Морозу — дяде Леве, получали бумажные пакетики с подарком — морковным пирожком и двумя золотыми сусальными петушками и делали несколько шагов в сторону, уступая место следующему.
Подарки заработали все. Получившие пирожки и петушков не торопились раскрывать свои пакетики,
стеснялись выглядеть нетерпеливыми и жадными.
— Валя Полунина, — объявила Надежда Ивановна. Как всегда, чуточку ссутулившись, с каким-то со старушечьим скорбным выражением на лице, Валя подошла к Деду-Морозу — дяде Леве, приняла от него пакетик, тоненько по-синичьи пискнула “Спасибо!"…и продолжала стоять, глядя на почти опустевший мешок с подарками.
— Иди к ребятам, Валюша, — приобняла девочку Надежда Ивановна, — иди.
— А маме, Диме, Анечке?..
По щекам Вали потекли слезы.
— Не плачь. Вот, — шагнул к Вале Сережа. — У нас дома этих петушков много. Я утром сто штук съел и еще сто штук осталось.
— И у нас этих пирожков и петушков дома столько — девать некуда, — протянул Вале свой пакетик Витя Струнин.
Я взглянул на маму. Мама утвердительно, кивнула головой.
— И у нас.
— И у нас.
— И у нас.
Отталкивая друг друга, ребята протягивали свои подарки Вале.
— Все, ребята, хватит! — поднялся со стула Дед Мороз- дядя Лева. — Молодцы, молодцы! А теперь давайте сделаем так — выложим все подарки вон туда, на стол, он показал на учительский стол, отодвинутый в дальний угол класса, — и будем все вместе пировать.
Вместе с нами к столу подошли все взрослые — учителя, родители, дядя Лева, опять спрятавший в карман свою бороду. Но никто из взрослых, сколько мы ни уговаривали, почему-то не попробовал ни морковный пирожок, не взял ни одного золотого петушка.
3вонко, весело скрипел снег. Ярко, пронзительно сияло солнце. Со своей первой новогодней елки я шел с мамой.
— Вы молодцы, ребята! — мама придержала меня за плечо, — молодцы. Хорошо выступали.
Хорошо поступили с Валей. Я рада за тебя, сынок!
Звонко, весело скрипел снег. Ярко, пронзительно сияло солнце.
Мама была молодой и красивой…
И это было самым большим счастьем…
с. Акша.
Забайкальский край.
1-8 ноября 2011 г.
*****
Вот такой рассказ неожиданно привнес в мое предновогодье предвкушение праздника... Уж нам-то с вами грешно жаловаться да сетовать: то холодно, то бесснежно...то вообще хандра обуяла. Что там счетчик настучал? 21 день до нового года, а там два месяца до весны!
Живем и радуемся! И подпеваем Геку...
Будь смелым и честным в работе своей -
и всюду ты встретишь друзей!
Поет ребенок, наш ровесник...Из нашего детства. Поет всерьез. Поверим...А как не поверить, мы с вами так и жили.
И продолжаем следовать этому немудреному совету.
Пошла делать квартальный отчет...
Ощущения нам предновогодья...
Серия сообщений "Литература Забайкалья":
Часть 1 - Первая елка... Бориса Макарова.
Часть 2 - "Варежки" Бориса Макарова - к морозному февралю...
Часть 3 - Театрально- кднюпобедное...
...
Часть 5 - Леночке, genny-rio, лето в подарок...
Часть 6 - Забайкальская сказка от Агнешки...
Часть 7 - Мореманы...
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Первая елка... Бориса Макарова. | lakti17 - Дневник lakti17 |
Лента друзей lakti17
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»