Чем ближе к вечеру, тем больше я нервничал перед первым рабочим днём. Завтра после месячного перерыва мне предстояло отправиться на новое место работы. Дело, конечно, хорошее, только я уже привык сидеть дома и не работать. Поэтому считал последние часы свободы, представлял, что завтра в это же время, буду там-то и там-то, делать то-то и то-то и всё это выглядело настолько ужасно и казалось таким обидным для человека, который в принципе не любит работать, что я искренне ненавидел работодателя, пригласившего меня на вакансию.
Почему он остановился именно на моей кандидатуре? Почему не мог выбрать вместо меня кого-то другого? Мне бы не пришлось вставать, потом ехать куда-то, а потом ещё и заниматься не пойми чем, куда я приеду. Вот не сиделось тебе спокойно. Сам напросился. Возьмите меня, возьмите, не пожалеете, ну а то что свободе твоей конец, об этом ты хотя бы подумал?
Если на то пошло, то действительно можно на всю плюнуть и в свой первый рабочий день остаться дома и не пойти на работу. В тюрьму за это меня не посадят, с работы за мной не приедут и силой меня туда не потащат, чтобы оттуда выгнать. Забирают в милицию, в армию, в вытрезвитель. В конце концов, в Ад. А на работу не забирают, хотя она мне очень напоминает его. Работать или не работать это ты сам решай. Дело сугубо добровольное. Ну а раз меня никто не принуждает, то около шести утра, примерно за полтора часа до сигнала будильника, у меня возникло сильное искушение никуда не ходить.
“Что они без тебя не справятся?” – не сказал, а скорее подумал вслух один слабый внутренний голосок. – “До тебя они с твоей работой как-то справлялись. Справятся с нею и без тебя. А ты встанешь во столько, во сколько встанешь. Разве плохо тебе дома? Спи, давай.”
“Не стоит туда идти. Не твоё это. Потеряешь время и деньги на дорогу. Прислушайся ко мне.” – вкрадчиво поддержал второй внутренний голос.
Второй это уже серьёзно. Скоро к ним может подключиться и третий голос. Сильный и твёрдый, а потом и четвёртый присядет на уши. Очень настойчивый и убедительный. “Не справишься! Не получится!” – приговорит он. Вместе они запросто отговорят меня идти на работу. И пока этого не произошло, я громким командным внутренним голосом приказал себе встать, а тем другим голосам заткнуться. Вражеские голоса не осмелились возражать и покорно замолкли.
Встал, почистил зубы, принял душ, выпил чаю, оделся… Одежду, в которой собирался пойти на работу, я приготовил ещё вечером. Не хотелось утром тратить время на то, чтобы надеть один костюм, посмотреть на себя в зеркало, отменить, взять следующий, примерить и снова забраковать. Это легко могло кончиться опозданием.
Обычное рабочее утро проходит в режиме автоматики. Раньше за меня думало тело, а сейчас я на ручном управлении. И пока одевался, всё это время пытался поверить в реальность происходящего. Всё, что происходит сейчас, происходит ни с кем-нибудь, а со мной. С подобными мыслями полагается готовиться к казни, а не к работе в свой первый рабочий день. Хотя что-то такое уже возникало в моей голове и раньше. Например, 31 Августа 87-го. За день перед тем, как я пошёл в школу. Потом, с такими же мрачными мыслями я изучал повестку т.н. “второго типа”. То есть той, из которой следовало, что через 10 дней мне приказано прибыть на призывной пункт по адресу Угрешская улица, д.8 ст.1 и иметь при себе… Признаю, что работа лучший вариант, по сравнению с той же армией. Домой я вернусь уже сегодня вечером, а не через два года.

Сейчас мне нужно условно поделился между собой, на тех, кто пойдёт вместе со мной на работу и на тех, кто туда не пойдёт. Один из меня отправится на работу, а другой (тоже из меня) останется стоять и ждать меня здесь. А вечером, когда я вернусь сюда (пройдёт не больше десяти часов, прежде чем я вернусь, а это не так много, по сравнению с той же армией), в “вечернем” качестве, я расскажу другому себе, который остался в качестве “утреннем”, что опасения его напрасны. Всё оказалось не таким страшным, бояться мне нечего. “Дневной” (тот, который остался там, на работе) просил передать это.
Дальше по дороге на работу мысленно расставлял самого себя на каждом шагу. Возле каждого столба, на каждом углу, кто-нибудь оставался “подождать” меня пока я схожу на работу. Особенно охотно эти “визитные карточки” оставались около магазинов и баров, а вот работать со мной никто не хотел идти. Все говорили:
“Ты иди, иди. Я тебя здесь подожду. На обратном пути, когда проходя мимо этого места ты опять встретишь меня, то тебе уже будет известно, как прошёл этот день. Тогда-то ты всё мне расскажешь.”
Но позволить себе так разбрасываться собой нельзя. Меня не так много. Иначе до работы вообще никто не доедет, только мой визуальный образ девушкам глазки строить начнёт, а главное содержимое растеряется ещё в пути. Работать некому будет.
До работы осталось две остановки на электрички, две пересадки метро, два км. дороги. Чуть больше часа. За это время у меня в наушниках закончат читать одно произведение и приступят к чтению другого. И это другое произведение, мне придётся дослушивать уже на обратной дороге. То есть, когда я услышу в наушниках “вот эти слова” принадлежащие первой главе (или “слова эти вот”, тоже имеющие к ней отношение) значит, я уже знаю, как прошёл этот день.
До работы две пересадки. Одна пересадка. Две остановки метро. Вот ты выбрался на поверхность. Теперь пешком. Примерно два км. Полтора. Один км. Осталось повернуть за угол, а там всегда прямо. Слышишь у себя в наушниках? Сказали, что всё, “конец” и перешли к чтению новой книги.
Вот это здание. Его уже видно. Ты проведёшь здесь весь сегодняшний день, а быть может, не только сегодняшний. Открывай дверь. Выключай книгу и шумоподавление в наушниках тоже, чтобы батарейка за день не села.
“Ну, поехали”.
Я дёргаю за ручку двери и c таким видом вхожу в офисное помещение, как будто бы каждый день приходил на работу впервые. При моём триумфальном появлении все сразу замолкли и уставились на меня. Даже уборщица перестаёт тереть тряпкой пол и тоже смотрит на меня, насколько позволяет её азиатский разрез глаз. Это, наверное, оттого, что с дверью можно было обойтись полегче.
Ненавижу объяснять, что я Алексей Алексеев, новый сотрудник, пришёл на работу, на такую-то должность, к кому мне обратиться и так далее. А лезть знакомиться всей толпой, протягивать руки и называть свои имена в обмен на единственное моё (или мне самому последовательно всех обходить со своим именем на устах) – полная чушь. Все равно как меня зовут, никто не запомнит, ещё сто раз переспросят, чего уж обо мне самом говорить? Вон их сколько. Да ещё одно имя на двоих или троих.
Садимся. Рабочее место естественно не готово, ждём какого-то Ивана. Якобы он должен был всё настроить и не настроил. Ивана нет. До него пробуют дозвониться. С пятой попытки Иван отвечает на звонок. Ивана сегодня не будет, Иван шибко болен. Тогда Вова или Саша или ещё какой-нибудь чёрт. Только они знают, как мне помочь. Никто кроме них помочь мне не в состоянии. Но Вовы тоже нигде нет, а Саша придёт ближе к обеду.
“Что? Где туалет?”
Чего ты пришёл? Всем здесь как-то не до тебя. А ты, глупый, боялся.