За пять лет у меня было несколько серьёзных увлечений. Первая девушка бросила меня несколько лет назад (тогда мы ездили в группе 08:44). Я заприметил её в феврале и несколько месяцев пас на платформе и за это время она раза два на меня посмотрела. А потом наступило лето, и она вдруг перестала со мной ездить. Тогда я подумал, у неё каникулы или она ушла отпуск. Я был ей верен и не пропускал ни одной 08:44, а на работе меня даже поставили в пример как очень аккуратного сотрудника. Но она и осенью не появилась. Стало понятно: переехала.
После неё у меня было ещё несколько девушек. Свободные отношения. В электричках я встречался с теми, с кем хотел. Одна такая (в больших очках, не ахти какая красавица, но вполне ничего) садилась явно не на моей станции (там я её ни разу не видел) и с сигаретой во рту (или между пальцев) караулила меня на той, где я выходил. Я чувствовал её пристальное внимание пока шёл мимо, и это внимание мне было приятно. По наитию работала она в офисе, в бухгалтерии, в женском коллективе, уже не замужем, без прицепа и звали её наверняка Катей. С ней у меня началось тем летом, когда пропала та, первая и продлилось до осени. А потом, она, наверно, уволилась и на её место в группе пришла пафосная дама с отличной фигурой, высокомерным холодным взглядом, с пятым или даже шестым размером груди. Лет ей было примерно под пятьдесят.
Откровенно мне было не совсем понятно, почему она перемещалась на электричке. С такими внешними данными как у неё, можно было рассекать как минимум в мерседесе, а в электричке она выглядела несколько неуместно. Хотя может быть, мерседес у неё сломался? Но нет, она исправно ездила со мной в группе 8:55 год или около того. Несколько раз я встречал её на обратном пути, правда, в необычное для себя время и тогда она как бы “подвозила” меня на своей электричке.
*
По причине недостатка личного пространства поездка в метро была мне невыносима, но на тот момент выбора у меня просто не было и приходилось терпеть. Тем не менее, пребывание с незнакомыми людьми в таком плотном контакте выглядело не совсем приличным. Если бы ещё ближе, то это уже это групповой секс в час пик. Приходится стоять и тереться друг об друга швами на одежде, обмениваться запахами, которые далеко не всегда были приятными. А в своём большинстве всё же были отталкивающими.
Впрочем, дело не только в запахе. В тесноте вагона метро люди находились ко мне так близко, что были видны подробности. Можно было сосчитать все родинки на открытых участках тела, оценить состояние кожи, полюбоваться рисунком художественной татуировки. Был отчётливо различим каждый волосок растительности покрывающей лицо или тело, я обращал внимание на шрамы, прыщи, замечал макияж, следы пудры или тонального крема маскирующего гематомы. А ещё нигде кроме как в метро мне не приходилось разглядывать чью-то плешь так внимательно.
Все эти детали были личными, не предназначенными для публичного просмотра. В метро же они проявлялись и становились доступны всем. Неужели и мои слабые места становились заметны, неужели я тоже представал в невыгодном для себя свете?
Помню, весь пятиминутный перегон от станции “Нагатинская” до станции “Тульская” я лицом к лицу продержался с молодой женщиной, некогда презентабельная внешность которой, в своё время подверглась губительному воздействию кислоты или пострадала от высокой температуры. На голове у женщины был парик, а вместо носа была какая-то телесного цвета накладка. Накрашена тоже густо и броско, но даже толстый слой косметики не смог прикрыть глубокие рыбцы на коже. На ней были тёмные очки, но сквозь стёкла я видел, что один глаз у неё неживой, стеклянный.
Возможности отойти или хотя бы отвернуть голову у меня не было. Да и ей самой тоже, наверное, было неловко, оттого что я вынужден её наблюдать. Если бы я повстречал эту же женщину на улице, то на отдалении не заметил бы ярко выраженного дефекта в её наружности, а тогда просто опустил глаза.
Иногда из-за стеснённых условий поездки (которые к тому же были усугублены жарой), на меня накатывал приступ паники. Я стоял вцепившись влажной ладонью в поручень, избегая при этом на кого-либо смотреть своим затравленным взглядом и, выравнивая дыхание, сбивчиво считал про себя: раз, два, три, четыре… Предполагалось, что счёт поможет не заморачиваться на приступе и не даст по возникшему во мне страху за всего одну-две минуты разойтись, до того свирепого ужаса, при котором я потеряв над собой контроль, начну дико кричать, хватать руками других пассажиров, метаться по вагону, стучать в окна, двери, а потом присяду у дверей на корточки, прижмусь к ней и закрою трясущимися руками голову. Концерт был бы зрелищный. Во что бы то ни стало от этого номера, следовало воздержаться.
Если я не отставал от графика, то по дороге до МЦК на меня надвигался встречный поток “содорожников”. Все они были мужчинами. Ничего особенного, впрочем. Двое из них были откровенно сисадминского вида. То есть телесная полнота, очки, жидкая бородка и длинные волосы, убранные сзади в конский хвост. Растянутый свитер, на спине городского типа рюкзак (этот аксессуар обязателен), а на ногах кеды или военные ботинки на шнуровке и для завершения образа обёрнутая шарфом шея. Короче, все признаки системного администратора на лицо. Мужчины другой профессии так не выглядят.
Мне всегда хотелось издалека слегка кивнуть этим людям. Подать какой-то условный знак, мол, всё хорошо, всё нормально. Если мы опять с вами встретились, то всё в жизни идёт по плану, как положено. Что мы предсказуемы и безопасны. Интересно, как бы они отреагировали на такой кивок?
Кто были эти люди? Что происходило у них в головах? Ведь все они видят меня по-разному. Либо не видят вовсе. Для людей первого круга (которые любят меня, которые видят меня с максимально-близкого расстояния и под самым большим увеличением и которые также легко могут дотронуться до меня), я просто огромен и наиболее привлекателен.
Для людей второго круга я не более чем просто заметен. Для них плоский, поверхностный, односторонний и однобокий. Для них во мне отсутствует глубина. Для них я просто фотография с настоящего меня для людей из первого круга. Для них я сопоставим с каким-нибудь известным актёром, с которым они никого не были знакомы, но которого регулярно видели, например, в кино. И если я умру, то и мою смерть они воспримут точно так же, как смерть этого самого актёра. Ну а если бы я меня можно было сравнить с произведением искусства, то в таком случае, люди второго круга ничего не смыслили бы в искусстве.
Для людей третьего круга я не более чем чёрная точка в толпе. Почти незаметен. Наименьшее увеличение.
Ну и, наконец, для людей четвёртого круга меня не существует в принципе. Для них меня нет. Для них я ни жив, ни мёртв. Они обо мне даже не подозревают.