"Шумы".
"Каретка "Ятрани" звякнула и резко откатилась назад. Приказ получил свой исходящий номер и секретарша, один экземпляр спрятав в папке, второй оставила лежать на столе. Фильм начинается со сценария, но чтобы его уложить в нежную влагу пленки, нужны бюрократические лестницы, простые и сложные, одна из которых сегодня открыла очередную дверь.
Шумы машинки и снятая с амфитеатра букв крышка напомнили ей аккорды воды, падающей таким же полукругом с дамбы электростанции. И в этих двух шумах, воды и клацающих букв, ей увиделась разгадка, которая томила несколько лет, как женщину, и как художника. Отношения с мужчинами для нее не были легкими. И это не было частью ее характера, скорее внутреннего знания о неизвестных законах, по которым развиваются отношения. Выбор профессии интуитивно пал на то, чем женщине предназначено заниматься от рождения: играть роль. Ее всегда ломало понимание этого предназначения, между двумя почти разнонаправленными процессами. Ей казалось, что женщина, не актриса, а режиссер. Но происходили какие-то события, глубокие и болезненные, которые отбирали командный голос, и она снова превращалась в актрису.
И это клацанье букв с оттисками на снегу бумаги напоминало то, режиссерское, где нужно было работать с материалом, создавать, а не играть его. А шум воды, ласковой и нежной, при всей ее фантастике податливых свойств, таил нечто жадное, скрытное и почти пагубное, почти всегда кроющееся за тактильностью мягкого характера. Это только кажется, что пластилин натуры — проявление слабости. Она это знала, и когда вода, с ее вибрациями волн, прячущих неистовый поток силы, накрывала ее, ей приходилось снова становиться актрисой.
Актер, выбранный на главную роль, человека приходящего в сквозной уют деловой женщины, как капитан дальнего плаванья всего на несколько дней, был изнутри расцвечен необычайной магией харизмы, которая присуща людям знающим, живущим давно и по-разному, в кармах с самым глубоким наполнением. Она это чувствовала и как женщина, и как актриса. Не видел в нем этого только ее режиссер. Так можно прочитать человека, но не поверить ему. Упасть ему под ноги и иногда, в пересменке улыбок на уровень реальности, ухмыляться этому позволению, считать ему, что ты у него в ногах.
Она не любила этих женских игр во флирт, и когда встречала в напарнике отношения, граничащие с игрой ради игры, всегда уходила, не потому, что боялась проиграть, а потому что боялась опять выиграть. Она рассматривала его фотографии кинопроб, прошедшие серебряные превращения негативов в позитивы, и чувствовала за каждой изнанкой белой бумаги другие шумы, другие звуки, никогда не привлекавшие ее: оваций, гортанного рева трибун, беспорядочных выкриков "бис". Ей было понятно, что сегодняшняя ступенька, запустившая производство картины, не ее лестница, а его. И он заберется по ней до самого верха.
Этот шум за стеной фотографий был очень не похож на ее шумы, воды и механических букв. Их объединяло только одно, наличие внутренней силы искусства, как картье, раздающего свои авансы по разные стороны, только бы его не забыли. И это проявление искусства всегда ей претило, поэтому она редко торопилась попасть в то, что называется "успех", "признание", "бомонд". Она всегда работала медленно, так тщательно, как древние мастера над реставрациями осыпающейся картины. И пока она делала свой очередной фильм, мир убегал далеко-далеко вперед, и она оставалась на обочине пониманий со своей тихой правдой о любви и искусстве.
Многие оглядывались и на время вновь обретали понимание настоящего, а не того, суетного спешащего за самим собой мира. Это делало ее фильмы стоянками, а ее хранительницей времени. Такой она и осталась в памяти многих. И всегда рядом с ней была маленькая девочка, которая не хотела расти как вода, а любила механический шум букв, повторяя за каждой, новое значение, выданное не людьми и богом, а разноцветными стеклами витражей, однажды собравшихся, чтобы остаться во время пожара.
Эта маленькая девочка собрала из шума воды и чужих оваций все серебро и превратила его в память, разлив по краскам цифровой кинопленки любимые темы, образы и слова той, которая могла себе позволить не спешить за миром."
|
|
