Весной 1918 года в стране была введена жесткая цензура, а в 1922 году учреждён Главлит – Главное управление по делам литературы и издательств. Эта структура контролировала всё: от газетных заголовков до оформления театральных афиш.

В этой системе писатели стали одновременно и избранниками, и заложниками власти. Взамен на лояльность и участие в формировании «правильного» сознания им предоставлялись роскошные квартиры, дачи, гонорары и почёт. Но при малейшем отклонении от линии партии можно было потерять всё.


Таксомотор Renault 10CV KZ, который в 1925 году был закуплен московским Коммунхозом для использования в столичном извозе

Советские писатели пользовались такими привилегиями, которые и не снились их читателям. Союзу писателей СССР принадлежало 22 дома творчества и пансионата в самых престижных местах – Переделкино, Пицунда, Малеевка, Дубулты. Ежегодно за счет Литфонда для них строились десятки комфортабельных квартир, действовали ведомственные поликлиники, столы заказов, детские сады. Их посылали за границу, чтобы те «на контрасте» прочувствовали, как плохо живётся писателю на Западе.

Власть постоянно требовала увеличения литературной производительности. Труды избранных издавались миллионными тиражами, в 33 центральных и 130 региональных издательствах. Платили не только авансы, но и щедрые гонорары. Например, герой Соцтруда Анатолий Софронов, далеко не выдающийся писатель, получал колоссальные суммы за собрания сочинений и «песни о Родине». Он жил припеваючи: недвижимость, автомобили, загранпоездки, дефицитные товары. И даже после строгого партийного выговора за уклонение от взносов, быстро «откупился» пьесой «Малая земля» – образцом литературной конъюнктуры.

Как пишет Александр Васькин в книге «Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой», неплохо жили и другие писательские «шишки», обосновавшиеся в доме № 8 по улице Горького. Здесь были квартиры Александра Фадеева, Константина Симонова, Георгия Маркова, Сергея Михалкова. Эренбург, по воспоминаниям современников, приезжал в подъезд на американской машине и сразу нырял домой – работать. У Кончаловских была просторная трёхкомнатная квартира, няня – испанская коммунистка. В соседях – актёры, генералы, композиторы, дипломаты.

Александр Фадеев – генеральный секретарь Союза писателей СССР – жил в таком элитном доме, но застрелился в 1956 году в Переделкино, став жертвой осознания собственной роли в уничтожении коллег.

«Совесть мучает. Трудно жить, Юра, с окровавленными руками», – признался он незадолго до смерти соседу Лебединскому.
Сталин не раз показывал ему протоколы допросов с «признаниями» невиновных писателей, чего не смог простить себе Фадеев.

Более счастливо сложилась судьба его заместителя Константина Симонова – любимца власти, шестикратного лауреата Сталинской премии. У него был «кадиллак», джип, собственное подворье, дача и роскошная жизнь, которую Джон Стейнбек в «Русском дневнике» описывал с лёгким изумлением. Женой Симонова была известная актриса Валентина Серова. И хотя он утверждал, что писателю нельзя указывать, о чём писать, – система, частью которой он был, думала иначе.


Максим Горький на Капри

В той творческой тусовке многие хотели быть похожими на Алексея Максимовича Пешкова. Писатель любил отдыхать в Италии, где создавал свои лучшие произведения, особенно ему нравился остров Капри. Горький – одна из главных фигур советской литературной политики.

После возвращения из эмиграции в 1930-е годы, он стал символом «правильного писателя», служащего государству. За это ему предоставили почти царские условия: особняк в Москве на Малой Никитской с личным парком, зимним садом и штатом прислуги. Позже он стал Домом Горького. Виллу в Сочи, построенную специально по распоряжению Сталина. Дача в Горках, бывшее имение купца Рябушинского, где писатель жил на полном обеспечении. А ещё персональный автомобиль, специальные пайки и медобслуживание.


Музей-квартира М. Горького (Москва)

Публикации Горького печатались массовыми тиражами, а гонорары были несравнимы с обычными зарплатами. Кроме того, в его честь переименовали Нижний Новгород – город стал носить имя Горький с 1932 года. Его влияние было огромным: он курировал Союз писателей, отбирал «надежные» кадры, определял, что считать литературной нормой.

Его друзья также не бедствовали. Мы уже писали, как жил Маяковский, как поэт покупал иномарку для Лили Брик и менял квартиры. Его стихи заказывали министерства, газеты, комсомольские и партийные организации – и он получал за это щедрые гонорары.


Лиля Брик в молодости

Однако, несмотря на внешнее благополучие, Маяковский чувствовал одиночество и давление системы. Его личные письма и поздняя лирика говорят об отчаянии, усталости от идеологии. В 1930 году он покончил с собой. И лишь после смерти по просьбе Брик, которая написала письмо Сталину, Маяковский стал официальным поэтом революции.

Однако существуют примеры, когда, лишившись покровительства, писатели теряли всё. Анатолий Суров, хоть и не так широко известен, как Маяковский или Горький, был приближен к литературной элите. Он пользовался всеми «бонусами» системы. После смерти Сталина выяснилось, что Суров использовал уволенных еврейских драматургов, в качестве «черных литературных рабов», присваивал их работы. Драматурга исключили из Союза писателей. Пьесы больше не ставили, а дальше – нищета и забвение.

В то время, когда возвеличивались посредственности и доносительство стало нормой, настоящие мастера либо замолкали, либо уходили в подполье. В этом плане знаковым можно назвать «Эпилог» Вениамина Каверина – не просто личное признание, а итог целой эпохи, в которой писатель вынужден был быть не только художником, но и дипломатом, лавирующим между правдой и дозволенным. И всё же, несмотря на репрессии, цензуру и предательство, именно благодаря мужеству отдельных голосов в советской литературе сохранилось главное – человеческое достоинство.

Источник