Перевод — это всегда выбор.
Доктор Эмили Уилсон стала первой женщиной, которая перевела «Одиссею» на английский, и она обнаружила, как переводчики до нее добавляли сексистские и мизогинные коннотации, которых нет в оригинале. «Одиссею» нельзя назвать феминистским текстом, но, как утверждает Уилсон, многое зависит от выбора переводчиков.
Впервые «Одиссею» перевели на английский в 1615 году. С тех пор вышло более 60 переводов, половина из них в последние 100 лет и дюжина за последние два десятилетия. Эмили Уилсон стала первой женщиной, которая перевела поэму на английский язык.
«Когда я закончила свой перевод, я была удивлена, насколько другие переводы стирали или убирали рабство из Одиссеи, — рассказывает Уилсон. — Во многих случаях, перевод литературного текста — это вопрос интерпретации и это спорный вопрос. В случае таких слов, как «раб», особо не поспоришь. Это просто неверный перевод, движимый желанием идеализировать общество Гомера и поэзию Гомера, и тот тревожный факт, что она изображает общество с рабством. Меня ошеломляет, когда я смотрю на предыдущие переводы, сколько труда ушло на то, чтобы скрыть рабство».
В одном из переводов на английский рабыню Евримедусу называют «прислугой», в другом — «няней». В переводе на русский язык, выполненном Василием Жуковским, она названа той, кем является — рабыней. В переводе на русский Викентия Вересаева она названа горничной.
Эмили Уилсон говорит о другом примере того, как текущая культура влияет на перевод текстов, принадлежащих другой эпохе. В двадцать первой песне Пенелопа открывает кладовую Одиссея, где хранится его оружие — позже это сыграет ключевую роль в развитии сюжета. Гомер описывает руку Пенелопы как «толстую». «Но проблема тут в том, — пишет Уилсон, — что женщины в нашей культуре не должны иметь толстые или большие руки». Другие переводчики на английский решали эту проблему так, что либо пропускали описание, либо описывали как «мускулистая» или «твердая рука».
В переводе на русский Жуковского было использовано словосочетание «мягкоодутлая рука», а в переводе Вересаева рука Пенелопы «сильная».
Говоря о сексизме и влиянии гендера на работу с текстом, Эмили Уилсон рассказала: «Не думаю, что стоит пересчитывать унизительные термины. Мне больше интересны скорее скрытые выборы слов переводчиками, на которые влияют гендерные и другие социальные роли. Например, несмотря на то, называет ли в этом переводе Телемах женщин-рабынь «шлюхами» или нет, реальный вопрос состоит в том, позволяет ли нам повествование сочувствовать убитым рабыням или нет. Я думаю, что в греческом тексте в этом случае больше сопереживания, и вообще больше многоголосия, больше сложности в повествовании, чем во множестве переводов. На это влияет намного больше факторов, чем только гендер, хотя конечно он во главе.
Я не читала каждый перевод на другие языки, выполненный женщинами, но парочку пролистала — перевод на французский Anne Dacier и Rosa Calzecchi Onesti на итальянский — и, честно говоря, не заметила большей гендерно-обусловленной чувствительности к тексту у переводчиц. Мне рассказали, что недавний голландский перевод мужчины-переводчика более внимателен к гендерными определениям, чем предыдущий голландский перевод женщины».
Сегодня много говорят о политкорректности и ее влиянии на искусство. На вопрос о том, влияет ли она на переводы, в частности те, в которых есть сексизм, Эмили Уилсон ответила: «С момента выхода моего перевода «Одиссеи» вышло еще два в 2018 году, выполненные мужчинами, и я не вижу, чтобы кто-то из них заметно избегал современных форм мизогинии. Например, популярная проблема, даже за пределами Гомера, это как переводить термины “ἄνθρωπος” (“человек”) и “βροτός” (“смертный”). Многие переводчики, включая авторов недавнего перевода, используют слово “man” (в английском значит как человека, так и мужчину — прим. пер.) для перевода этих определений, таким образом отсекая половину человеческой расы.
Честно, меня раздражает термин «политкорректность» — он видится бесполезным и негативным. Я предпочитаю говорить, что некоторые люди в наше время/в нашей культуре более сознательны в конкретных этических и социальные вопросах, чем поколение или два раньше; но это не значит, что все как надо. Конечно, это не так. Одним из признаков этого является то, что любая, кто использует такие термины как «гендер» или «мизогиния», даже в более широком контексте с учетом нюансов, незамедлительно получает ярлык «политкорректности»».
***