И не только из-за платанов,  воздушного "Бонжууур!" который пошлют тебе и пошлешь ты,  бокала терпкого неразбавленного Бордо за столиком в кафе, потому , что вечер здесь проводят на воздухе в кафе, а не у телевизора, и ты живешь, а не считываешь штамп с экрана, не из-за  запаха кафе - смесь горячего оливкового масла, кофе, сладкой нотки хлеба, головокружительных трав Прованса.

Нет, черт возьми, нет.

Просто в Париже  я людей вижу. Живых! Не манекенов и роботов, погруженных в свой сложный мир между скукой работы и ленивой привычной расслабленности дома. Ну сгоняешь на угол за пивом... Легче станет, сосед? Да, на пару минут... И удивительно, меня тоже видят: "Месье, вас давно не было не видно!" - это в магазине, на спуске, в Латинском квартале.

Кажется, в позапрошлом году я уперся - не хочу в Париж. Какого черта снова перелет и снова напрягаться в жаре, отражающемся от асфальта и булыжной мостовой. После доклада на Кипре я зависну на несколько дней свободы в этом очень простом раю, буду купаться, потягивать понемногу, чтобы ощутить терпкость, но не глотнуть, красное вино. И вечером искать кафе, где зазвучит медленная, огненная нотка сиртаки.  

И мне вдруг сказали - у нас одна жизнь. И в ней очень много, что ты уже не сделал...  

Никогда с такой скоростью я не покупал билеты на самолет.  Через три с половиной минуты ответил: "Вылетаем в одиннадцать двадцать из Ларнаки в Шарль де Голль Руасси.  Но жить будем где-нибудь в  районе Сент Жермен." Любимый Вольтер стал пограничной линией между старым Парижем и афро_Францией, арабским Парижем.  И даже линией огня. /////////////////////////////////////////////////////////

Итак, как оно все начиналось? 

Этак прилично лет назад...

Однажды выступал в Москве. Доклад был вечером, тени наливались за широкими зеркальными окнами. Конгресс устал.

Но я показывал взлет и крылья - можно летать!  Закончил. И в зале тишина. Ни одного вопроса. 

В тишине было слышно, как суетливо шаркали подошвы. Они как будто разбегались. "Как я выступал? - спросил коллегу, смотревшего доклад из зала. "Тут сказали - неужели на этой помойке могла вырасти такая роза?" - "Ясно, им летать разрешение не давали." - "Так, значит, полетим дальше".

И вот в руках созрело открытие - мы научились распознавать внутриклеточные изменения перед инсультами. Разными.

За диагностику инсультов недавно дали нобелевскую. А тут какие-то чудаки скажут, что научились его предотвращать. Да кто им поверит? И кому позволят поверить? На инсультах часть экономики держится. Медицина стала отраслью, это как топливо - высокорентабельная сосудистая хирургия. Сосудистые центры растут как грибы. Кто  даст обвалить? 

Послали доклад на региональный конгресс в Томск. Получили приз, повертели коробку с экраном в руках. Коллеги раздраженно отвернулись - не по сенькам шапка. Вроде и не было доклада. И никто ничего не нашел. 

Когда я молодым врачом что-то там небольшое, но важное для лечения открыл, ко мне заглянул коллега: "Хочешь опубликоваться в Париже? -Да - Пиши. Нужно прямо сейчас, мы везем свои материалы на рассмотрение сегодня. " - И без правки, не сходя с места, ясно, логично и доказательно я все изложил. Поставил точку.  И через три месяца   мне привезли сборник с заманчивой надписью Paris. "Тебе не отдадим, - сказали, - оставим ксерокопию."  Потом там меня опубликовали еще и еще, но город оставался загадкой в дымке.

"Напишем на мировой конгресс. - Куда? - В Париж. - Куда???- В Париж! - А напишем!"  

Через три месяца пришло письмо - ваш доклад одобрен и поставлен в 11 часов в зале номер три. Подтвердите присутствие и регистрацию.

Очередь в миграционную службу была ошеломительная - Нам не дадут паспорта - Дадут - Но уже все сроки сгорают. - Я плохо лажу с людьми. Я от них устаю. Но тут  встал и пошел, послав душой мощный сигнал, и вдруг небеса включили зеленый свет.  Через пятнадцать минут мы закончили все формальности. Нам не дадут визу! Не успеют! - успеют! В агентстве кивнули головой - уложимся минимальный срок. Возьмите билеты. Через две недели ночью прилетели в Шереметьево: "У нас нет загранпаспортов, виз, ваучеров, страховок.  Нас никуда не пустят! - Ты помнишь доклад? - Ну да, леди и джентльмены, позвольте вам представить сообщение на тему... - Значит, все замечательно. В шесть часов утра вон в том коридоре нам все передадут."

В сонной тишине раннего утра в шереметьевском зале подошел заспанный парень - курьер. Я назвал фамилию и получил большой белый конверт документов из посольства и агентства.  - Через три часа: "Бонжур..." Мадам и месье, авиакомпания Эр-Франс и альянс скай-тим рады приветствовать Вас на борту..."  Стюард, рассыпая улыбки, прошел по проходу. В  ладони у него был  зажат аэрозольный флакончик и он распылял освежитель воздуха. Запахло свежестью и сладостью...

Через несколько дней мы прошли мимо Бурбонского дворца, бросили взгляд на золотой купол отеля Инвалидов, где сейчас покоится Наполеон, свернули с зеленых полей эспланады Инвалидов на рю Доминик, зажатой между посольств и министерств. "Готовы? - Тогда вперед". И мы свернули в ворота Мезон де ла Шеми, бывшего особняка графов Овернских. Зелень газонов внутреннего дворика переливалась в зеркальных окнах дворца. По широкой красной ковровой дорожке поднялись на второй этаж. Актовый зал был уже полон народа, дворец сразу предъявил  свои условия - строгие костюмы и платья, небольшое количество дам в брючных костюмах. Мой костюм куплен за шесть тысяч километров от Парижа, но сшит здесь одним из ведущих домов моды, поэтому чуть поблескивает на стандартном фоне офисных костюмов. Организаторы - парижане тоже демонстрируют высокую моду.  Ведь она родилась здесь как отсвет стиля "Париж".

Чуть уставший от долгой подготовки профессор Эрик Вико, президент медицинского конгресса  идет в центр зала к микрофонам. Его речь - открытие конгресса. Он говорит вдохновенно, чуть потряхивая волной естественных кудрей. Аплодисменты, и присутствующие подходят к столам разбирать бокалы с красным и белым вином. Зал тонет в шумном общении.. Понеслось. Нам не надо устанавливать связи, договариваться о совместной работе, искать денег или пристраивать статьи. Поэтому просто чокаемся: "За удачу!"

Назавтра среди слушателей в первом ряду - Эрик Вико. В ведущем американском журнале Секьюлейшен он опубликовал статью с англичанами, что подходы к инсульту лежат среди внутриклеточных изменений. И теперь слушает, как мы развернулись в этом направлении и понимает, что мы уже лечим инсульт.  Закончили. "Мсье Вико, как впечатления от нашего доклада?" Эрик молчит секунд тридцать, о чем то думая, потом внезапно широко улыбается, пожимает руки, и ведет к бронзовой доске с бюстами великих предшественников:  "Давайте сфотографируемся!" Сверкает бронза, сияют улыбки.

Потом был Милан, европейский конгресс проходил в конгресс-центре в громадной Милана Фиера. Когда мы вышли из зала, к нам подошел американский профессор: "Прекрасный доклад. Но скажите, вы можете предотвращать инсульты?" - "Мы уже делаем это" - "Постойте минуту". Он ушел, мы недоуменно переглянулись. Но через пару минут он привел американскую  делегацию. И в широком фойе, заполненном людьми науки,  вдруг зазвучали аплодисменты - нам аплодировали. Овация. Я не знал, что это так волнительно. Потом были Стокгольм и Лондон, и снова Милан, мы показывали новые и новые результаты, нам давали призы. Но уже спокойней, начиная признавать, что русские чего-то добились. В мировой науке признание приходит с годами. Здесь титулы и мнения не играют определяющего значения, В итоге истина признается. если успеешь дожить, тебе повезло.  

Теперь стало проще и суше. Задают вопросы, уточняют детали, просят права на использование. Потом  приходит письмо - вам присудили приз. Дома по прежнему утопаешь в рутине, отчеты, отчеты и планы, и все что открыто, никто не слышит. Здесь говорят только о финансировании. А предотвращение инсультов нужно только ручейку пациентов, которые едут и едут.  Из соседней больницы, из Калининграда, из Казахстана, из райцентров и из Милана. Спасаешь жизни так рутинно и незаметно, словно справки в ЖЕКе выдаешь. 

И годами захлебываясь в работе, видишь только серые краски. Знакомые рассказывают о стажировке в Ла-Скала. О том, как важна поддержка публики и понимание. Да, понимаем.   Мы не передали со сцены рисунок роли, заложенный автором и режиссером. Мы открыли новую реальность. Через десятка два лет весь мир будет спасать миллионы жизней, просто повторяя это. Как то не очень верю, что успеем увидеть это. 

И поэтому вновь внезапно возникает - пора в Париж. Чтобы услышать признание, посланное в аплодисментах. Увидеть улыбки на улицах. Увидеть нежные поцелуи влюбленных на набережной Сены и на стрелке Сите.