Всё было горько и красиво.
Писалась повесть площадей
похмельным трепетом курсива
перекосившихся дождей.
Пространство города пустело
от фонаря до фонаря,
и тот скрывал нагое тело
под власяницей ноября.
Кружилась тьма в протяжном свисте,
и в забытьи полухмельном
неслись оборванные листья
косматым рыжим табуном.
Прости мне мысли неблагие,
безлюдье улиц и дворов.
Я забываю ностальгию
ноябрьских темных вечеров.
Всё стало тихо и сурово.
Одетый в зимнюю броню,
под белоснежностью покрова
я наше время хороню. | Затянут холодом снаружи
щемящий осени разброд.
И лед сковал дыханье лужи,
зажав рукой ей влажный рот.
Забудем наше многословье,
оставим эту круговерть.
Нас ждет безмолвное зимовье,
напоминающее смерть.
Молитвы нежные допеты.
Подобно умершим богам,
деревьев голые скелеты,
чернея, бродят по снегам,
теней змеящуюся полость
освободив из западни.
И наша собственная голость
их обнаженности сродни.
Мы стали теми, кем хотели,
укрывшись снегом под конец
с татуировками метели
на алой мякоти сердец.
|
