Большинство исследователей сходятся в том, что «Завтрак» – не типичная для Натальи Гончаровой картина.
Как правило, художница не особо жаловала бытовой жанр. Но, видимо, попробовать свои силы в нем решила. Одно дело – не любить, другое – не уметь.
Гончарова написала «Завтрак» и убедилась, что умеет.
Гончарова Н. С. «Завтрак» 1924, холст, масло. 190×150 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Перед нами сцена, наполненная глубоким психологизмом.
Тщательно выстроенная внутренняя драматургия позволила сделать мгновенный слепок истории жизни нескольких людей. Учитывая, что начинала свой путь Наталья Гончарова с импрессионистических картин, многочисленные завтраки импрессионистов ее явно не обошли стороной.
А пикантность ситуации не дает забыть о скандально известном «Завтраке» Мане, изображавшем обнаженную женщину в компании двух одетых мужчин.
У Гончаровой все одеты, но всё тайное – оно столь явное…
Перед нами стол в саду, семейная пара и их гости.
Видимо, недавно закончили завтракать. Служанка несет большое блюдо с фруктами.
Такова видимость.
А что за ней?
Безусловным центром картины является усатый мужчина за столом, всё происходит вокруг него.
Хозяин дома? Скорее всего.
С какой плотоядно-сладострастной, масляной ухмылкой он смотрит на даму в розовом.
Они с «розовой» словно в одной плоскости, а «голубая» - вероятно, жена - отстранена, она на обочине.
У нее усталый вид, ей, похоже, давно приелись шашни супруга, в ее лице ни малейшего намека на ревность – полное равнодушие и отстраненность с легкой нотой скепсиса.
Небрежно отставив руку с сигаретой, она наклонилась в сторону «розовой», скорее всего, говорит что-то типа «какие нынче погоды стоят», скорее всего, подразумевает «как это, право, скучно, и сколько вас таких было - перебыло»…
Но «розовая» сейчас не способна ее услышать, она вся устремлена к «усатому», наклон тела, слегка вытянутая в его сторону шея, взгляд, даже кончики туфель.
Кстати, о туфлях – ноги здесь исполняют свой показательный танец.
Мужская нога, возможно, мгновение назад касалась нынче скрещенных, но неумолимо направленных к нему ног «розовой».
А дама в голубом, скрестив ноги под собственным стулом, осталась в стороне.
Сладострастие, грех, пресыщенность витают над столом.
Руки мужчины сжимают сорванные цветы – он, вероятно, специалист в этом деле, в срывании цветов. Пейзаж соответствует: непосредственно за «черным человеком» – иссохшие деревья, в то время как по сторонам – зеленая буйная листва.
Обратим внимание на правый угол. Вопиюще глупого вида юнец – кто он?
Младший брат «розовой»? Сын? Племянник?
Послушный и не сводящий с нее взгляда. Или же, напротив, воспитанник хозяев, влюбленный в любовницу «усатого»?
Девушка в белом – искренняя, печальная и, кажется, понимающая больше, чем надо для спокойных снов на заре туманной юности.
Она повернута к молодому фанту, носок ее туфельки тоже смотрит в его сторону, но ни во взгляде, ни в позе не читается любовное томление. Скорее осознание, что ей его не избежать. Возможно, о ее браке с этим глупцом уже договорено?
Про собаку, забравшуюся на стул подле «усатого» и повернутую оскаленной пастью к даме в розовом, Марина Цветаева сказала: «собака есть, но не пёс, а бес».
Собака нас отсылает к «Завтраку» Сезанна.
У Сезанна яблоко – символ греха и обольщения – в руках у женщины. Здесь же женщина – служанка – вносит целое блюдо с фруктами, словно окончательно обозначая происходящее. Она одета в строгое черно-белое одеяние.
Явление служанки вносит в картину ритуальный элемент, создает ауру жертвоприношения.
Автор: Алена Эсаулова
источник
