Настроение сейчас - сплошное люблю.
Я влюблена как псих, и с этим невозможно бороться; реальность идет то рябью, то психоделическими телевизионными радугами; я то тупой кусок страдающего мяса, то счастливого идиота, и все это совершенно не нравится мне; тело абсолютно выходит из-под контроля, снит себе бесконечные эротические одиссеи, ходит зигзагами, то пожирает все, что не прибито, то впадает в такую панику, что не может запихнуть в себя ни ложки; мне вообще-то работать надо, эй, я не хочу так, это все равно что ехать в неуправляемой машине, высадите меня немедленно, я поеду на метро.
Надо бы сделать такие таблетки, от нежелательной влюбленности, как постинор. Вредные, дорогие, на самый экстренный случай. Защита лопнула, какая-то одна улыбка угодила в голову осколком. Пить в течение двадцати четырех часов после того, как проснулась с его портретом во всю сетчатку и не можешь выпустить телефона из рук.
Тьфу, дьявол.
С одной стороны, я конечно себя веселю как тридцать штук передвижных шапито, с другой, я слишком хорошо знаю, чем это кончается, и мне себя заранее жалко.
Молчать бы про это надо вглухую, но аж ладони жжет, как снятая с огня сковородка.
Пусть это будет развернутый листок за здравие.
Я совсем никто без тебя.
Может, только ты меня и материализуешь. Может, я твой маленький спиритизм.
Нет, придется все рассказать сначала, и число, и гербовая печать; видит Бог, я очень давно молчала, но теперь не могу молчать – этот мальчик в горле сидит как спица, раскаленная докрасна; либо вымереть, либо спиться, либо гребаная весна.
Первый начал, заговорил и замер, я еще Вас увижу здесь? И с тех пор я бледный безумный спамер, рифмоплетствующая взвесь, одержимый заяц, любой эпитет про лисицу и виноград – и теперь он да, меня часто видит и, по правде, уже не рад.
Нет, нигде мне так не бывает сладко, так спокойно, так горячо – я большой измученный кит-касатка, лбом упавший ему в плечо. Я большой и жадный осиный улей, и наверно, дни мои сочтены, так как в мире нет ничего сутулей и прекрасней его спины за высокой стойкой, ребром бокала, перед монитором белее льда. Лучше б я, конечно, не привыкала, но не денешься никуда.
Все, поставь на паузу, Мефистофель. Пусть вот так и будет в моем мирке. Этот старый джаз, ироничный профиль, сигарета в одной руке.
Нету касс, а то продала бы душу за такого юношу, до гроша. Но я грустный двоечник, пью и трушу, немила, несносна, нехороша. Сколько было жутких стихийных бедствий, вот таких, ехидных и молодых, ну а этот, ясно – щелбан небесный, просто божий удар поддых.
Милый друг, - улыбчивый, нетверёзый и чудесный, не в этом суть – о тебе никак не выходит прозой.
Так что, братец, не обессудь.
И в самую догонку:
Двадцать первый стишок про Дзе, цокнет литературовед.
Он опять что-то учудил, этот парень, да?
Расстегнул пальто, бросил сумку, сказал: "Привет,
Я опять тот самый, кого ты будешь любить всегда"?..
Что изменится, бэйб? Тебе исполниться двадцать два,
Ты оброс и постригся несколько раз подряд,
Все шевелишь, как угли, во мне чернеющие слова,
И они горят.
Что изменится, бэйб? За тобой происходит тьма;
Ты граница света, последний его предел.
Главное, чтоб был микрофон отстроен, спина пряма,
Чтобы я читала, а ты на меня глядел.
Что изменится, бэйб? Ты красивый, как жизнь сама -
У меня никогда не будет важнее дел.
Мне исполнится тридцать два или сорок два,
Есть уверенность, что виновником торжества
Ты пребудешь впредь;
Это замкнутый цикл: тебе во мне шевелить слова,
Им гореть, а тебе на огонь смотреть.
Подло было бы бросить все или умереть,
Пока я, например, жива.
нет конца этому всему. я специалист по бесперебойной подаче слёз.
но я так сильно тебя люблю.
Маленький Мук, глаза у тебя – пейот.
Солнечный психоделик, слоист, игольчат.
Смотришь и знаешь – этот меня прикончит.
Этот меня, скорее всего, добьет.
лучше убей.
[466x700]