Мы часто считаем, что все ответы на вопросы можно найти у Пушкина. И это логично: он — наше всё, и автор «Энциклопедии русской жизни». Однако и к творчеству Пушкина у современных читателей возникает множество вопросов. Например, почему для понимания его текстов часто необходим словарь, хотя именно он заложил основы современного русского языка?

Приглашаю вас продолжить увлекательное путешествие по пушкинским маршрутам!
П.И. Чайковский
Вступление к опере "Евгений Онегин"


Что мы знаем о любви и счастье в понимании Пушкина? Любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны. На свете счастья нет, но есть покой и воля. И заменой счастию служит привычка. Вот набор стереотипов, которыми владеет большинство.
Всё намного сложнее и многообразнее: в Пушкинском поэтическом наследии более пятисот упоминаний о любви и больше ста проявлений счастья.
Пушкин был пылко влюбчив и всегда в кого-то влюблён: И младости веселые права,
Томленье чувств, восторги, слезы счастья, И поцелуй, и нежные слова, — всего это было в его жизни в избытке.

Любовь для Пушкина — и божество, и вдохновенье. Она очень живая: то робка — вся дух смиренья, терпения и целомудрия, святыня, то томительно-волнующа и ревнива, свободная, кипящая, полная чудес.
Но были в жизни и творчестве поэта и Любовь родного пепелища И к мертвым прадедам любовь. И счастье боевое, беглое счастие русских побед он успел воспеть. «Слепым счастьем», по традиции тех лет, Пушкин называл Фортуну.

Главная в жизни Пушкина любовь — это всё же поэзия, о которой он пишет: Любовь стихов, любовь моей свободы. Теряя свободу, поэт добровольно отрекался от словесного «многоречия»: чтобы душа была счастлива, считал он, довольно и одного.
В русском языке счастье изначально, этимологически — не любовь, а «счастливая, добрая участь». «Завидная доля», о которой мечтал Пушкин в «Пора, мой друг, пора!». Это стихотворение — в каком-то смысле итог всей его жизни. Когда, творя, он забывал обиды от Фортуны и врагов. Когда сердце просило уже не счастья, не любви — покоя.
Представьте картину: море, полный штиль, и вдруг — вдохновение, и строка бежит, как ладья, на всех парусах. Вот оно, счастье.
Судьба на руль уже склонилась, Спокойно светят небеса, Ладья крылатая пустилась — Расправит счастье паруса…
Поэзию Пушкин всегда сравнивал со свободной стихией моря. Моря безграничной, всеохватной любви.

«Привычка свыше нам дана: Замена счастию она»
«Привычка свыше нам дана: Замена счастию она» — мы используем этот пушкинский афоризм, когда шутим над своими пристрастиями, не всегда хорошими и полезными. И ссылаемся на «Евгения Онегина». Но, боюсь, не помним ни в связи с чем прозвучали, ни о чем говорили эти слова.
П.И. Чайковский
"Евгений Онегин"
Хор "Девицы-Красавицы"

А в них — итог истории четы Лариных, родителей Татьяны и Ольги.
Отставной военный, в чине бригадира (а это что-то вроде полковника или генерал-майора), прибыл в Москву и подобрал себе на «ярмарке невест» молодую, «скроенную по моде» и себе «к лицу» супругу. Которую и увез от соблазнов света — «В свою деревню, где она Рвалась и плакала сначала, С супругом чуть не развелась; Потом хозяйством занялась, Привыкла и довольна стала». Словом, «стерпелось-слюбилось».
Что же помогло тихому семейному счастью?
Во-первых, бригадирша научилась «супругом самодержавно управлять», получив некоторую свободу.
Во-вторых, не только «езжала по работам» и вела хозяйство, время от времени выпуская пар: служанок била, осердясь, да брила лбы мужикам, отправляя в солдаты. Но и позволяла себе и маленькие человеческие радости — вроде бани по субботам и других деревенских удовольствий.
В-третьих, она, как могла, сохраняла аристократизм: звала Акульку Селиной, говорила в нос и носила очень узкий корсет.
Все это со временем «перевелось»: уютный теплый халат, шлафор, и помещичий чепец оказались удобнее бальных нарядов, деревенский быт вошел в привычку.
И вот — вердикт: Привычка свыше нам дана: Замена счастию она.

Говоря так, Пушкин цитирует французского писателя-романтика Шатобриана, его повесть «Рене, или Следствия страстей», где есть слова: Si j’avais la folie de croire encore au bonheur, je le chercherais dans l’habitude — «Если бы я еще имел глупость верить в счастье, я искал бы его в привычке», так это звучит в переводе.
Так что Пушкин говорил о тихом семейном счастье взамен безумных страстей. А не о наших сомнительных привычках.

«Я к вам пишу — Чего же боле?»
«Я к вам пишу — Чего же боле?» — слова, которыми Татьяна Ларина начала свое ставшее знаменитым письмо Онегину, уже в конце XIX века были названы «ходячими и меткими» и попали в «Сборник образных слов и иносказаний» первого русского фразеолога Мориса Михельсона. Со значением: ни убавить, ни прибавить к уже сказанному.

Но в Татьянином «чего же боле» нет ничего иносказательного. Строка «Я к вам пишу» — вполне этикетная, но для барышни XIX века настолько дерзновенна — самим фактом письма, что уже сама по себе содержит и признание, и повод для общественного осуждения, и не требует пояснений. Татьяна могла действительно больше ничего не писать, стыдом и страхом замирая, вверяя себя чести адресата. Онегин уже должен был как-то ей ответить: нарушение правил жизни и этикета — из ряда вон, что еще могло быть хуже?

П. И. Чайковский
"Евгений Онегин"
Сцена письма Татьяны

Но Пушкину важен душевный трепет, жар сердца, живость чувств, стоящие за необдуманным, написанным в порыве, письмом и дерзкая смелость Татьяны быть не такой, как все. Хотя она и пишет по-французски, а Пушкин являет читателю «неполный, слабый перевод, с живой картины список бледный», письмо впечатляет — да так, что его уже два века цитируют и переписывают.

Приведу лишь один пример — у *Льва Рубинштейна в «Появлении героя» есть такой диалог: «– Ну что я вам могу сказать! — Послушай, что я написал». Внимательный читатель вспомнит и «ходячие» пушкинские строки, и что было дальше — по тексту: «Теперь, я знаю, в вашей воле Меня презреньем наказать. Но вы, к моей несчастной доле Хоть каплю жалости храня, Вы не оставите меня». И не оставит, постарается услышать и понять поэта.
Так что «Я к вам пишу — чего же боле?» — это не синоним исчерпанности, завершенности сказанного, а знак весомости поступка, слова как дела.


«Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей»…
«Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» — эта цитата из романа Пушкина «Евгений Онегин» давно стала крылатой. Народ её, впрочем, подправил: заменил «легче» на «больше» (добавив к афоризму нотку вульгарности).
Считается, что эти слова — про холодность, которая способна вызвать любовную страсть. Доля правды здесь есть: «приблизь — и оттолкни» — вот принцип любовной науки, преподанной свету еще в XVIII веке «чувствительными» авторами, писателями-сентименталистами Шодерло де Лакло и Ричардсоном. Герой последнего, Ловелас, настолько на этом поприще отличился, что его имя стало нарицательным: так до сих пор называют распутников, коварных соблазнителей и искателей любовных побед и приключений.
К моменту, когда Онегин раздумывает о превратностях любви, он уже отнюдь не ловелас, да и в красавиц больше не влюбляется, так — волочится за ними потихоньку от скуки… И вот — письмо Татьяны, а в нем не только чувства, но и видения, смелые девичьи мечты!
Помните, какую небыль намечтала Таня? Не то во сне, не то в её воображении Онегин проникает в темноте в ее спальню, склоняется к изголовью и нежно что-то шепчет — наверное, слова любви… И думает Онегин: легко же чувства девы возбудить, не дав на деле к этому повода! Не он ведь обманул, а она обманулась, приняв мечту за реальность!
Отсюда то, что нас учили считать отповедью: Послушайте ж меня без гнева: Сменит не раз младая дева Мечтами легкие мечты… И совет «учиться властвовать собою», чтобы не случилось беды. Очень похоже на заботу старшего брата, каким и представляет себя Онегин.
Кстати, Пушкин своего героя одобрил, похвалив за милый поступок и явленное души прямое благородство.

Так что никаких, пожалуйста, господа читатели, к Онегину «недоброхотств» и всяких «Чем больше женщину мы меньше, тем меньше больше она нам».
Но это уже не Пушкин, а Жванецкий.

И все же...

Любви все возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Её порывы благотворны,
Как бури вешние полям:
В дожде страстей они свежеют,
И обновляются, и зреют —
И жизнь могущая даёт
И пышный цвет и сладкий плод.
(из романа «Евгений Онегин»)


*«Появление героя» — одно из произведений Льва Рубинштейна. В нём автор использует чередование фрагментов разных языков: от вульгарно-обиходного до рафинированного учёного сленга.

источник