Сегодня утром случилась у нас с Верхним мелкая бытовая стычка. Ну как мелкая – из разряда «сколько раз можно …» Нашей женщины не было дома, и когда я пришла в спальню с намерением лечь спать пораньше, увидела откинутый уголок одеяла и показательно лежащий поперёк моей подушки стек.

- Я правильно тебя понимаю?.. – спросила я, показывая на него глазами.

- Да, - спокойно ответил Верх и взял с подоконника металлическую трубу на 25. – Ты все наши верёвки утащила к своему ванильному любителю ножа и бондажа? Или что-то осталось?

Я принесла ему сильно поредевшую бобину с верёвками.

- Ты чего это притихла? – усмехаясь, спросил он.  – Утром была такая языкастая…

Ответа, естественно, не последовало.

Он спокойно и обстоятельно сделал узлы на обоих концах трубы и ощутимым подзатыльником подтолкнул меня к ней. Раздел (сам!), привязал лодыжки так, чтобы я не могла сдвинуть ноги, потом уложил меня на живот, завёл назад руки и закрепил рядом с лодыжками. Не торопясь, взял стек … и я удивилась тому, насколько нежны были первые удары. В самых неожиданных местах.

- Наказывать тебя я буду в другой раз, - объяснил человек на другом конце острого вихря, - а сейчас мы поставим парочку экспериментов.

Эксперименты мне определённо понравились. Я расслабилась и повеселела. Мы даже завели какой-то разговор, вполне себе смелый обмен колкостями. С петлёй на левой руке было явно что-то не так. Слишком слабая, и я могла дотянуться до узла пальцами.

- Не бойся сейчас, - сказал Верх минут через некоторое время, осторожно продевая руку под мои плечи. И поднял меня вертикально.

С этого момента стек начал жалить. Причём он прошёлся по мне абсолютно везде (кроме лица). Даже по шее (поверх неосторожно оставленных Эйтом засосов, ровно в тех же местах). И «нижнее» настроение почти мгновенно исчезло. Меня заполнила весёлая злость. Петли на левой руке понемногу стали расходиться, несколько движений пальцами – и верёвка соскользнула. Я зажала её у основания в кулаке, размахнулась – и довольно сильно ожгла по бедру Верхнего, который в этот момент почти синхронно опустил стек на мою спину.

- Вот это ты зря, милая, - с улыбкой сказал он, - хотя я ценю твоё чувство юмора.

Думаю, нет смысла описывать то, что было дальше. Серьёзная, крепкая порка – причём ощущения от ударов наслаивались друг на друга, не успевали пройти, я ощущала на коже какой-то объёмный кокон, стек был словно вездесущим. Свободной руки хватило только на то, чтобы лечь на живот плавно (и зажимать себе рот этой рукой, чтобы не кричать).

- Руку на клитор, - приказал Верх.

- Я не хочу, - ответила я (всё внутри так и подмывало добавить ещё что-нибудь).

- Руку – на – клитор, - повторил он, сопровождая свои слова убедительным подтверждением. - И колени разведи. Всё равно бесполезно пытаться.

Я послушалась.

- Ещё шире.

Меня коснулась его ласковая ладонь.

- Бунтуем, а? – интонации по-хорошему тёплые.

- Вроде того, - смущённо попыталась я пожать плечами.

- Ну хорошо, как хочешь.

 И мы состязались. Он – в жестокости ударов, их точности. Я – в выносливости и владении своими голосовыми связками. Но наступил момент, когда боль стала невыносимой. Говорить стоп-слово я чувствовала себя не вправе.

- Больше не могу. Прости меня, - вырвалось сквозь слёзы. Эта фраза не обязывала его ни к чему, но сообщала о моём состоянии.

И всё прекратилось. Меня развязали, и в своих безутешных рыданиях я даже не заметила, как он оказался во мне – горячий, близкий, сильный.

- Не путай мечты о суровой порке с ней самой, девочка, - прерывисто шептал он мне на ухо. – Я тебя хорошо знаю. Но могу и исполнять твои просьбы, рада ты этому или нет.

Оргазм за оргазмом; в начале первого мы обнаружили себя полуживыми и цеплялись друг за друга, как утопающие.

- Хочешь, я ужин приготовлю? – хрипло спросила я.

- Так у тебя в час ночи ещё и ууужин не готов? – шутливо-угрожающе потянулся ко мне Верхний. [/more=Читать дальше]

P.S. Петлю он специально ослабил, говорит. Чтобы веселее было.