В последнее время нам как-то обоим не до игр (вернее, ему точно НЕ, а я делаю вид, потому что голодные глаза – это как-то стыдно). Но компенсирую намечающийся голод чтением своих старых дневников. Например, вот эта запись была заложена стикером с припиской «Обязательно перечитывать, когда я буду недовольна жизнью, им или собой, чтобы успокаиваться».

Хехе. Самое время успокаиваться.

«За день до этого он просто отшлёпал меня, устроил дивный секс, но сказал, что завтра безжалостно выпорет. Подробно описав, насколько безжалостно. Я проворочалась всю ночь в мыслях о том, что мне предстоит. И весь следующий день. То есть к вечеру была уже достаточно взвинчена, и поэтому стояла тихонько гладила рубашки. Вернувшись с работы, он снова начал разговаривать со мной о том, что собирается сделать – но отвечать ему я была не в силах, поэтому было приказано раздеться полностью, лечь лицом вниз и ждать, когда он найдёт время меня выпороть.

Сказать, что я извелась – ничего не сказать. Кажется, он наконец осознал всю силу ожидания. Но при этом чем дольше я ждала, тем меньше был страх и тем больше возбуждение. В момент, когда он снова появился в спальне, у меня настолько сильно всё пульсировало, что я казалась себе парящей над поверхностью :) Он долго и обстоятельно выбирал ремень. Выбор у нас теперь роскошный, моими стараниями. Слышать, как за твоей спиной рассекают воздух, подбирая подходящее орудие… Ооооо…. Но я как хорошая девочка опустила лицо в подушку и руки убрала за голову. И лежала молча, совершенно открытая и покорная. Такое острое, чистое чувство.

Боже, какой моя кожа бывает чувствительной. На разогреве между ударами он гладил меня, и я ощущала его руку каждой клеточкой. Говорил, какая у меня роскошная попа. А потом снова наотмашь. Я молча, ровно и глубоко дышала. Я готовилась не кричать, что бы ни случилось. Мы были в одном ритме, моё дыхание, боль волнами, его ювелирные удары – точно и тонко рассчитанные. На несколько минут он даже взял меня за волосы, таким хозяйским, властным движением, и полосовал с размаху.

Через какое-то время он бросил ремень поперёк моей спины и ушёл за розгой. Нёс её дооолго, со вкусом. Я была почти в отчаянии, но всё ещё собиралась молчать и вынести всё, что он посчитает нужным со мной сделать.

И первый же удар – внутри всё обрывается. Это ни одна из наших привычных розог, это другая штука, это почти трость. Легче, чем деревянная, но всё-таки. Я вцепилась в подушку и, борясь со слезами, продолжала глубоко и ритмично дышать. От боли, которая усилилась молчанием, почти мгновенно вспотела. Он не жалел меня больше – плечи, спина, самые нежные участки, удары с разницей в несколько сантиметров. Жалящие, резкие, хлёсткие – по самому краю бедра. Потом рассказывал, что следы от этой штуки были похожи на застарелые шрамы. Когда он проводил пальцами по рубцам, я подумала, собирается прекратить; нет, он рассчитывал следующие точки.

Я заплакала в конце. Беззвучно, зарываясь в подушку и ухитряясь дышать чуть ли не жабрами. Меня мелко трясло, без движения лежать уже естественно не получалось, на особенно ярких акцентах рефлекторно подбрасывало. Не помню, сколько прошло времени, прежде чем он присел со мной рядом на край кровати и стал нежно гладить меня по затылку. «Всё, моя девочка, всё закончилось. Не плачь». Вот здесь меня просто понесло. Я начала рыдать, взахлёб, но без крика, очень тихо и горько, отвернувшись от него. Потом поняла, что он просто наблюдает и мне нужно попросить самой.

«Возьми меня. Пожалуйста» - всё ещё сквозь слёзы, я не могу перестать плакать.

Не смотрела на него, снова легла на живот; всё тело горело. Он медленно раздевался – мой обострившийся слух отмечал каждое движение. Потом воздвигся – иначе не скажешь – крепко сжал меня ногами, подмял под себя. Вытащил тампон – боже, как я могла забыть, что он там есть! – крайне нежно, медленно. И ВОШЁЛ. Я старалась молчать, но стоны вырывались с дыханием, непроизвольно. Он знал, что может кончить в меня, и незачем сдерживаться, знал, что сейчас я – вся его, с потрохами.

«Хочешь кончить?» - жаркий, сбивчивый шёпот. Я невыносимо, до слёз обожаю, когда он прижимается своей бородатой щекой к моей шее.

«Да, сейчас». Он пускает меня наверх, ложится на спину, рассказывает, как был поражён моим оргазмом, моим поведением в наш первый раз. Как ему это сильно понравилось. Я почти не контролирую себя, я двигаюсь на рефлексах, сознание заторможено. Боль усиливает возбуждение, но она же и не даёт оргазму наступить – мне ДЕЙСТВИТЕЛЬНО очень больно. Наконец это происходит, мне не хватает воздуха, я издаю странные клокочущие звуки сжимающимся горлом и осторожно опускаюсь вниз. Наверное, это сабспейс. Мне всё равно, как это называется.

Верхний почти мгновенно, одним движением переваливается на меня. Его несёт, он стискивает меня, он таранит меня, он трахает, разрывает меня на части. С рычанием он кончает, и держит меня ещё крепче – знает, что сейчас я начну биться и кричать, как это обычно бывает, и грозно, без шуток в тоне, прикрикивает – «А ну тихо!»

- …оооо, - слабо пытаюсь я и меня тут же вдавливают в кровать. Фиксируют полностью. Наконец нас немного попускает, и он свободно устраивается на единственной оставшейся в постели подушке. Остальное разбросано, скомкано, иллюстрирует бурную оргию. Наконец разрешает мне обнять себя. Я обвиваюсь вокруг него, заново привыкаю быть равной. Чувствую, как сильно он любит меня, как понимает всё, знает, что мне иногда нужно сломаться в его руках.  Нежно целует меня, бормочет что-то про рыжика-пыжика и слушает мои сбивчивые благодарности с улыбкой.

Я засыпаю, даже не понимая, как это происходит».