В пантеоне русской литературы есть несколько имён, которые знают все. Пушкин — номер один. И сразу за ним, в том же луче света, стоит его няня — Арина Родионовна. «Голубка дряхлая», «подруга дней... суровых», «добрая подружка бедной юности».
В сознании поколений она превратилась в уютный, почти сказочный образ: добрая старушка в шушуне, которая сидит у окна, вяжет чулок, ждёт поэта и рассказывает ему сказки. Этот образ настолько тёплый и «домашний», что за ним почти полностью стёрлась реальность.
А реальность была, по меркам XXI века, довольно суровой. Арина Родионовна была крепостной. Она была, выражаясь сухим языком документов, «имуществом». И вся её жизнь, от рождения до смерти, — это не идиллическая картинка, а история человека, который не принадлежал сам себе, но при этом сумел дать целой культуре больше, чем иные аристократы.
Первое, с чем сталкивается любой, кто хочет копнуть глубже мифа, — это имя. В книгах, статьях и даже в серии «ЖЗЛ» её упрямо называют то «Яковлева», то «Матвеева». Это создаёт иллюзию полноценной «фамилии».
Но вся суть в том, что ни Яковлевой, ни Матвеевой она не была. Это классический пример того, как мы, с нашими современными представлениями, пытаемся «достроить» историю, делая её более понятной.
Как крепостная крестьянка, фамилии она не имела. Юридически она была «Ирина», дочь «Родиона». Поэтому во всех официальных документах — ревизских сказках, церковных книгах — она проходит как Ирина Родионова.
Откуда же взялись остальные «фамилии»?
Эта путаница — не просто ошибка. Это прямой показатель её социального статуса. В той системе координат у неё не было собственной фамилии, только личное имя и отсылка к отцу. А у её сына, например, отчество стало «Фёдоров» (по отцу Фёдору). Это была система отсчёта, а не родовое имя. И когда в 1828 году её хоронили, в церковной ведомости записали просто: «Ирина Родионова дому 5-го класса чиновника Пушкина служащая женщина…». Никаких Яковлевых.
Её биография — это, по сути, история «перемещения имущества».
Она родилась в 1758 году в деревне Суйда (или Лампово) под Петербургом. «Владельцем» деревни и всех её жителей был подпоручик лейб-гвардии Семёновского полка граф Фёдор Апраксин. Через год, в 1759-м, Апраксин продал Суйду со всеми деревнями и «душами» прадеду Пушкина — Абраму Петровичу Ганнибалу. Так девочка Арина стала «собственностью» Ганнибалов.
В 1781 году ей разрешили выйти замуж за крестьянина Фёдора Матвеева из села Кобрино. Она переехала к мужу и стала крепостной уже деда поэта, Осипа Ганнибала.
Сначала она была няней матери Пушкина, Надежды Осиповны. Потом, когда в 1797 году родилась старшая сестра поэта Ольга, её «взяли» в семью Пушкиных в качестве няни. За безупречную службу бабка Пушкина, Мария Алексеевна, «подарила» Арине Родионовне отдельную избу в Кобрино.
В 1807 году Ганнибалы решили продать свои петербургские земли. Всех крестьян продали «вместе с землёй». Но Арина Родионовна была уже «прикреплена» не к земле, а лично к хозяевам. Поэтому, как сказано в документах, она была «исключена из продажи» и перевезена с семьей в Псковскую губернию, в Михайловское.
Этот сухой факт — «исключена из продажи» — говорит о её статусе больше, чем все стихи. Она была ценным кадром. Её ценили, её берегли, но она всё равно была частью инвентаря.
Настоящая «канонизация» Арины Родионовны произошла в 1824–1826 годах. Это было время знаменитой ссылки Пушкина в Михайловское.
После бурной столичной жизни, после южной ссылки, оказаться в псковской глуши под надзором отца было для поэта невыносимо. Он был в унынии, в депрессии, он был одинок. И тут единственным его постоянным собеседником, его связью с миром и, что важнее, с русским миром, оказалась няня.
Они оказались вдвоём в одном доме, два, по-своему, несвободных человека. Он — поднадзорный аристократ, она — его крепостная. И этот парадокс создал их уникальный союз.
Пушкин вдруг «распробовал» то, что в детстве было просто фоном. Он понял, что эта старушка — не просто няня. Она — ходячая библиотека. Она — носитель того самого «русского духа», который он, воспитанный на французском, так мучительно искал.
Он слушал её часами. Она не просто «рассказывала сказки». Она передавала ему фольклор в его первозданном, нефильтрованном виде. Он сам писал брату: «Вечером слушаю сказки моей няни... что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма».
Это не было просто развлечением. Это была профессиональная работа. Пушкин записывал с её слов сюжеты, песни, обороты речи. По сути, «Лукоморье» — это её слова. Сюжет «Сказки о царе Салтане» — от неё. Образ «мамки Ксении» в «Борисе Годунове» — это она. Няня Татьяна в «Евгении Онегине» — это она, со всей её простотой и глубиной.
Она была его «университетом» русского языка и русского склада ума. И знаменитое «Зимний вечер» — это не просто лирика. Это почти документальная зарисовка их быта:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя...
...
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
...
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Он называет крепостную крестьянку «подружкой». Он предлагает ей «выпить с горя». Для той эпохи это — немыслимая степень близости, почти фамильярность, которая стирала социальную пропасть. В этой глуши они были друг для друга единственной опорой.
Пушкин видел её в последний раз в сентябре 1827 года. Меньше чем через год, в 1828-м, Арина Родионовна, которой было 70 лет, умерла в Петербурге, в доме Ольги, сестры Пушкина.
Её похоронили на Смоленском кладбище. И тут снова вступает в силу её статус. Могила «служащей женщины», даже такой любимой, не была отмечена особым монументом. Её похоронили, и со временем место просто затерялось. На десятилетия.
В XX веке это стало проблемой. Главная няня России — и без могилы. В 1977 году при входе на кладбище просто повесили мемориальную доску: мол, похоронена где-то здесь.
И только совсем недавно, в 2024 году, история получила неожиданное продолжение. Некрополисты, изучавшие архивы, заявили, что нашли дагеротипный (старинный фотографический) снимок её могилы, сделанный знаменитым фотографом Яковом Штейнбергом. Снимок подтвердил догадки исследователей о местоположении одной из безымянных могил рядом с часовней Ксении Блаженной. Медная табличка, которая когда-то была на могиле, вероятно, была утрачена в 1990-е.
Так, спустя почти 200 лет, история крепостной Ирины Родионовой, ставшей бессмертной благодаря своему воспитаннику, возможно, обрела своё финальное, материальное воплощение. Она оставила после себя не фамилию, а кое-что поважнее — огромный пласт русской культуры, который мы знаем наизусть с детства, часто даже не догадываясь, что слышим голос той самой «голубки дряхлой».