Часть I

Наш мир – один из возможных
«На небесах планеты и Земля
Законы подчинения соблюдают…
Ведь если вдруг планеты
Задумают вращаться самовольно,
Какой возникнет в небесах раздор!
Какие потрясения их постигнут!
Как вздыбятся моря и содрогнутся
Материки! И вихри друг на друга
Набросятся, круша и ужасая,
Ломая и раскидывая злобно
Все то, что безмятежно процветало…»

«Троил и Крессида», Акт I
Джордано Бруно (1548 -1600)


Глава 1
Странствующая планета.

Быть может вы произносите приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю
Джордано Бруно.

Небо продолжало хмуриться, призывая фиолетово-сизые тяжелые облака на борьбу с предзакатным солнцем. Но ветер еще днем поменял направление и теперь медленно и настойчиво отгонял их от берега. Немногочисленные чайки с протяжными криками носились над волнами, бросали загадочные взгляды на горизонт, но лететь дальше - в стремительно сгущающуюся тьму не решались. Постепенно они возвращались на берег и прятались в скалах. Приближающаяся ночь обещала быть неспокойной.
Видимо поэтому птицы не стали прогонять пару белоснежных каир - северных птиц, которые время от времени прилетали на берег. Не то что бы чайки не любили их, просто они считали эту территорию своей и неизменно навязывали свое мнение тем, кто в этом сомневался. Обычно они собирались целой стаей и с криками прогоняли чужаков. Они тратили на это довольно много сил и времени, и в оставшиеся свободные часы бороздили небо, выискивая пищу. Им не приходило в голову, что можно оставить это место, этот берег и отправиться в другие места. Каиры же, неизменно прилетавшие со стороны Орийского моря - самого холодного на всей Тенебре - долго здесь не задерживались. Они отдыхали в скалах и улетали куда-то вглубь страны. Некоторые оставались ночевать, но утром их уже, как правило, не было.
Трудно сказать, сколько усилий было приложено Солнцем, чтобы пробиться сквозь плотную завесу облаков, и были ли они вообще - эти самые усилия - но в последние минуты медленно угасающего дня пара оранжево-красных отблесков все же достигла берега. Потоки света окрасили бледно-серую пену набегающих волн, мокрый песок, прибрежные скалы в теплые тона. Пара лучей пробилась в заваленную старыми книгами, чертежами, и и прочим хламом комнату. Определить ее размеры, как и форму, всегда было трудно - ее стены тонули в вязком, пыльном полумраке. Но в последнее время она выглядела как будто постаревшей, если только старость может приобретать помещение. Изо всех углов здесь молча смотрела безысходность. Разливался тонкий разлагающий запах скорби. Полупрозрачному солнечному свету, который казался похожим на прозрачный янтарь удалось нарушить это безмолвие, проникнув сквозь неплотно задернутые шторы. В его потоке миллиарды пылинок чинно начали свой гипнотизирующий танец. Свет коснулся странных металлических приборов, явно самодельных, проник в стеклянные бутыли - пустые, а некоторые с мутной жидкостью на дне, и преломившись в них и, коснувшись пожелтевшего неровного пергамента, осветил только что написанные старческой рукой слова. Эта самая рука с пером, зажатом в исковерканных артритом пальцами, вернулась было к листу с новой порцией чернил и мыслей, но продолжения не последовало. Больше на бумаге не появилось ни слова. Старик хотел было передвинуть толстенную тетрадь, чтобы не мешал писать разлитый на ней солнечный свет, но передумал. Он положил перо на стол, потом снял очки. Подумал куда бы их положить, чтобы они не затерялись в этом беспорядке и решил, что надежнее пристроить их на лбу. После напряженной работы глаза ощутимо болели. Он повернулся в сторону окна. Ослепительная вертикальная полоса света расплывалась в его глазах.
Сколько он уже здесь? Как долго не отрывался от своих книг? Когда в последний раз дышал свежим воздухом?
Как ни старался, он не смог этого вспомнить. Он не знал, также, и какое сегодня число. Знал только, что сейчас осень.
Она оставила его осенью.
Опершись на изъеденные молью подлокотники, старик приподнялся и затушил свечу. Потом подумал и отсоединил какие-то провода от странного предмета, напоминавшего электрическую лампочку. Тут же прекратилось легкое гудение, которое стало заметно только теперь, когда в комнате воцарилась тишина. После этого старик попытался выпрямить затекшие ноги и спину. Хотел было потянуться как следует, но передумал, когда в шее что-то болезненно хрустнуло. Пошарив глазами по столу, не в поисках чего-то конкретно, а скорее по привычке, он наткнулся глазами на маленький портрет в дешевой рамке с полустертой позолотой. С портрета на него смотрела симпатичная миниатюрная женщина с копной темных вьющихся волос и множеством морщинок около глаз, свидетельствовавших о веселом нраве их обладательницы. И действительно, в ее глазах - необычайно темных, миндалевидных - плясали озорные искорки. Мужчина отвернулся. Хотел было отойти от стола и задел стопку книг, которая стояла на полу. Книги рассыпались бесформенной грудой. Потом он вдруг опять повернулся к этой фотографии, бережно взял ее в руки, стараясь даже пальцами не касаться изображения, хотя оно было защищено стеклом, и подошел к окну. Еще пара книжных возвышений разъехалась по полу, когда старик наткнулся на них в темноте, но он, казалось, не заметил этого. Он добрался наконец до окна. Потянул шторы, чтобы впустить остатки гаснущего света. Ему удалось открыть только одну половину, правая так и не поддалась.
Она бы сумела с ней разобраться.
А у него сейчас нет ни сил, ни желания.
Пару минут он просто молча смотрел в окно. В его усталых глазах оранжевые солнечные пятна расплывались, сливаясь с темно-фиолетовыми тенями прибрежных скал. Где-то там внизу мерно билось морское сердце, с каждым ударом омывая каменные подножия. Усиливающийся ветер заставлял стекла время от времени мелко дрожать. Его дыхание трепетом отзывалось на небрежно сваленных на подоконнике пожелтевших листах, сплошь исписанных мелким убористым подчерком.
Старик посмотрел на фотографию. Без очков изображение было будто окутано туманом, но это не имело значения. Он и так знал каждую черточку этого лица. Самого дорого и любимого во всем мире, но навсегда для него потерянного.

Неизвестно, как долго мужчина простоял у окна, сжимая в руках портрет своей умершей жены, но когда дверь в его кабинет внезапно открылась, он очнулся в непроглядной тьме.
- Кливар? – раздался с порога решительный голос, - Да что же за тьма у тебя тут? - Бог ты мой, ну и беспорядок. – воскликнул он, когда Кливар наконец добрался до выключателя и кабинет осветили тусклые лампы. - Когда у тебя убирались последний раз? И Медина жалуется, залез, как крот в свою нору и носа не кажешь. Ты хоть знаешь, какой сегодня день?
- Здравствуй Асвип. – отозвался старик, ставя фотографию в самый угол стола. – Спасибо, что зашел проведать.
Асвип кивнул, продолжая с легкой брезгливостью разглядывать кабинет ученого.
- Ну может завтра-то выйдешь отсюда, говорят, что дожди закончились и погода будет ясной до самых холодов. Совсем ты тут зачах. – Асвип подумал о том, что еще можно сказать, перед тем как перейти к основной цели своего визита, чтобы не показаться невежливым.
- Наверное, ты и прав. – задумчиво протянул Кливар, прекрасно понимая, что Асвипу что-то от него нужно, ведь он никогда просто так не заглядывает к «чудаковатым ученым», как сам выражается в кругу своих приятелей.
- Ну вот и хорошо. – перешел к главной теме Асвип. – Заодно хотел попросить тебя, там у нас новый класс набрали, все уже почти распределены. Не мог бы ты глянуть на них, ну кто на что горазд? – и после короткой паузы добавил, - А у старших преподавателей не хватает, может ты бы им пару лекций провел? Ну там штучки свои интересные показал? – он кивнул в сторону высокого шкафа с различными приспособлениями, - Всего пара занятий, не больше. А там уж скоро и Ларва вернется. Ну, что скажешь?
- Хорошо, я посмотрю, что можно сделать. Только вот, боюсь, выпускникам уже не до моих «штучек». Другие у них мысли на уме.
- Да, я все понимаю, но…, - Асвип придал своему лицу печальное, понимающее выражение, - ..тебе просто необходимо отвлечься. Ты же старейший преподаватель Ворга, - он слегка замялся, - то есть я хотел сказать, ты один из самых опытных. Неужели ты не справишься с группой юнцов?
- Я постараюсь.
- Ну вот и хорошо, - с нотками снисходительности в голосе Асвип поспешил попрощаться с Кливаром, - Тогда я на тебя рассчитываю. Надеюсь завтра увидимся на занятиях.
- До завтра, Асвип.
- До завтра.
- «Штучки», - пробормотал Кливар, когда дверь за Асвипом закрылась. – Да ради этих «штучек»…, - не успел он договорить фразы, как в дверь постучали. Сначала Кливар подумал, что это Асвип, придумал для него еще что-нибудь, но потом вспомнил, что стучать не входит в его привычку.
- Войдите. – проговорил Кливар.
- Профессор Стенч, ну как вы тут? – в комнату ворвалась подвижная, несмотря на полноту, женщина. – К вам ведь профессор Асвип только что заходил. Ну что, сумел он вас убедить покинуть свое убежище?
- Здравствуй, Медина, - устало пробормотал Кливар, но тем не менее не смог сдержать улыбки. – И за чем же ты задаешь вопросы, когда сама ничуть не хуже меня слышала наш разговор с профессором Асвипом, стоя под дверью?
- Ну что же вы такое говорите, мистер Стенч? – притворно возмутилась управляющая, - Чтобы я, да подслушивала? Да никогда в жизни!
Ученый приподнял бровь:
- Неужели?
- Ну…, - Медина было замялась, а потом перешла в решительную оборону, - Ну разве что самую малость. И не подслушивала я, просто мимо проходила. Дай, думаю, зайду к мистеру Стенчу, а то уж и не вспомнить, когда последний раз его и видела, а вы там с профессором Асвипом разговариваете. А вы ж знаете, не нравится он мне. Вроде и ничего такой, все при нем, да только скользкий он какой-то, хоть и неглупый.
Кливар ничего не ответил, хотя в душе он был согласен с Мединой, ей удалось очень верно охарактеризовать его коллегу.
Медина, не дождавшись от ученого ни слова, решила, что он либо все еще сердится на нее за ее неуемное любопытство, либо ему не по душе ее высказывания относительно Асвипа.
- Но хотя знаете, - пошла она на попятный, - Он высказал вполне себе здравую мысль: вам просто необходимо отвлечься... ну от мыслей своих.., от банок-склянок, - она кивнула в сторону широченного деревянного стола, который тянулся вдоль стены, заваленного различными приспособлениями, ретортами, пробирками и обрывками проводов, - Пошли бы там, на новичков глянули. Неплохие вроде ребята, видела я их. Зажатые, правда, но неплохие, это я вам говорю.
- И там уже побывала, - улыбнулся Кливар.
- Так по работе же, убирать то везде надо. Я бы и у вас тут прибралась, а то пыли то, как в склепе живете, ни воздуха свежего, ни света дневного, ей-богу, как крот в своей норе, вы уж не обижайтесь.
- Нет-нет, - быстро ответил ученый, - за заботу спасибо, я ее очень ценю, только умоляю, Медина, ради всего святого, не трогай тут ничего. – он почти испуганно обвел взглядом комнату, словно желая большую часть вещей сделать невидимыми.
- Ну это уж, как говорится, хозяин-барин. Если вдруг надумаете, мне не сложно.
- Медина, родная моя, я знаю, что ты хочешь как лучше. Но пойми, еще не время. Вот закончу тут с одним делом, и непременно тебя позову, да еще и сам тебе помогу.
- Вот и договорились, - улыбнулась женщина, понимая, что она потихоньку вновь становится хозяйкой положения. – Я тогда пойду, пожалуй, а то поздно уже, а вставать рано.
- Доброй ночи, Медина. Спасибо, что зашла, - искренне ответил Кливар.
- Доброй, добро…. Ой! – внезапно воскликнула Медина, так, что ученый слегка вздрогнул, - Забыла же совсем. Я вот же еще зачем пришла. Вы бы там в приемный класс спустились бы, а? Там парнишка один сидит. С утра с самого и сидит. Поступать к нам сюда хотел, а его не взяли, а он сел и не уходит. Упрямый, видать. Жалко его, вроде смышленый, одет, правда бедновато, видно из приюта, да глаза уж больно умные. Я мистеру Асвипу сказала было о нем, да тот только отмахнулся.
- Хорошо, я схожу, посмотрю, что можно сделать, - со вздохом согласился Кливар.
- Так пойдемте сразу, мне как раз в ту сторону, пойду кухню напоследок проверю.
Кливар понял, что так просто ему не отделаться, поэтому ограничился кивком. Затем он вышел из кабинета следом за Мединой. Медина ушла вперед, а ученый, прикрыв дверь, коснулся ее ладонью. По дереву прошла едва ощутимая волна тепла. Дверь была заперта.