Пашуля Арацкий, работавший в нашем отделе программистом, и между нами, девочками, за спесь прозванный «прынцем» попал в печальное положение. Одолел его кризис, может, возраста, может, семейный, может, творческий, и вести себя он стал весьма странно. Начал Пашуля влюбляться во всех наших сотрудниц, в каждую по очереди. То, что у него имелись жена Маринка и сынишка Костя, никакой роли не играло. В компьютере Пашуля имел доступ ко всем нашим адресам, и повадился он забредать к кому-нибудь из нас в гости и объясняться в любви.
Арацкий сам по себе был явлением странноватым и комическим. Слишком тощий для своего громадного роста, с чересчур длинными ручищами волейболиста, с копной курчавых белокурых волос и такой же кучерявой бородкой, вечно глядя куда-то вдаль водянисто-голубыми глазами на выкате, он напоминал задумчивого барашка. Но как только Арацкий открывал рот, становились видны его торчащие вперед зубы, и Пашуля волшебным образом из барашка превращался в улыбчивого кролика-мутанта. В довершение всего, Арацкий не выговаривал, кажется, все тридцать три буквы алфавита. И не спасали Пашу ни фирменная одежда, ни дорогущая машина, ни бесконечный гонор, которым боги одарили этого человека. Над ним посмеивались, стараясь, чтобы это было не так заметно. Впрочем, программист он был классный.
Когда Пашуля начал вдруг без приглашения захаживать в гости к сотрудницам, девушки наши дружно взвыли. Несколько человек даже к шефу жаловаться ходили. Иван Палыч только руками развел, мол, поделать ничего не могу, увольнять не стану, потому как профи, справляйтесь барышни как-нибудь сами. Вот мы и справлялись.
Дошла очередь и до меня, горемычной. Я в тот день ждала подружку, поэтому распахнула дверь, даже не удосужившись посмотреть в глазок.
Открыла и тихо ойкнула, увидев перед собой нашего программиста. Я в ужасе прижала к груди кастрюлю со щами, которую как раз хотела поставить в холодильник. Пашуля протянул ко мне свои клешни и изрек:
- Здгавствуй, гадость моя, - я вздрогнула, сделав шаг назад. Арацкий не преминул этим воспользоваться и протиснулся в квартиру. Он оглядел мое не слишком богатое жилище и презрительно поднял бровь.
- Гадость моя, в какой помойке ты живешь, есви хочешь, я подагю тебе много всего пгекгасного, - вообще-то, я ничего против подарков не имею, но лучше от друзей или от любимого, но вовсе не от странного и непредсказуемого Пашули. Поэтому я молчала, не зная, что сказать.
В прихожую неторопливой походкой вышел, позевывая, мой кот по кличке Бакс. Бакс поглядел на гостя с любопытством и потянулся понюхать его ботинок. Пашуля брезгливо пнул зверя ногой и проворковал, сияя голубыми глазами и кроличьими зубами:
- Гадость моя, зачем дегжать в квагтиге загазу, у меня на них алеггия, убеги это, - возмутившись и обидевшись за своего кота, я попыталась выдворить незваного гостя из квартиры. Куда там! Пашуля уже, по-хозяйски осматриваясь, прошел в комнату и втиснул свое длинное, нескладное тело за стол, усевшись на диван-уголок.
- Женщин надо бгать нахгапом, пока они думают, ты уже ввастевин, - провозгласил Пашуля, вытягивая длинные ноги. Я чуть не плакала от злости. Ну, куда вот звонить? В милицию, в клинику или Пашиной жене? Или, вообще, никуда, а подождать, что дальше будет. Агрессивным Паша не был, чаще всего он приходил, проговаривал пламенную речь о любви и также неожиданно уходил. В отделе подозревали, что у него серьезные проблемы с психикой. Тем не менее, Арацкий был и оставался классным специалистом, поэтому начальство на все его странности закрывало глаза.
Слегка раскачиваясь, Паша начал говорить мне о своей любви. Я не была уверена, что он помнит, как меня зовут. Иначе, как « своей гадостью», он меня не называл.
- Гадость моя, ты похожа на пгекгасный цветок, гастущий в пове, ты подобна дуновению ветегка в жагкий день и щебетанию вегкокгывых птичек, ты как совнечный вучик, как гадуга, как севегное сияние, - Паша ворковал и ворковал, проявляя недюжинные литературные способности. Я только диву давалась, сидя на краешке дивана и поглядывая на мобильник. Возможно, мне все-таки придется звонить или в скорую, или в милицию. Хотя никуда бы не хотелось, конечно. Девчонки ведь и Маринке звонили. Пашулина жена плакала в трубку, но клялась, что между ними все в порядке, а что делать с Пашиными излияниями и странными походами, она понятия не имеет. Маринка была целиком и полностью поглощена воспитанием сына и про супруга, наверное, думала мало. А зря.
- Выходи за меня, ибо ты похожа на пгохвадный, звонкий гучеек, его жугчание утовяет жаждущего, - изрек Паша и смолк, видимо, переводя дыхание.
И тут мы услышали журчание ручейка. Через секунду стало понятно, что журчание происходит в коридоре. Я правильно догадалась, в чем дело, следовало предвидеть. Обиженный Пашей Бакс стоял, расставив, словно полицейский, пушистые лапы, над правым Пашиным ботинком, модным таким импортным ботиночком из светло-коричневой замши. Кот самозабвенно прудил лужу. Левый ботинок он победно прижал лапой.
- Фга-фга-фга, - издал Пашуля непонятный для меня звук. Наконец к Арацкому вернулся дар речи.
- Фганцузские, - выкрикнул Паша фальцетом и ринулся к Баксу. Кот галопом пронесся мимо обидчика, вскочил на подоконник и совершил мужественный прыжок в бездну прямо с моего второго этажа. И тут Пашуля, издав нечеловеческий вой, босиком ринулся за дверь.
- Поцагапает, - услышала я его крик уже пролетом ниже. Вернувшись в комнату и выглянув в окно, я поняла, в чем дело. Прямо под нашими окнами пасся верный Пашулин «конь» по имени джип. Конечно же Бакс спикировал прямо на капот роскошного авто. Я в ужасе прикрыла глаза, надеясь, что Бакс успеет удрать. Но удирать он не стал. Кот забрался на ближайшую березу и откуда посматривал на своего обидчика с истинно кошачьим презрением. Пару минут Пашуля яростно тряс березу, потом, погрозив коту кулаком, Арацкий сел в машину и умчался, обо мне, видимо, совсем забыв.
Интересно, что после этого случая, Паша целиком и полностью излечился от своего недуга. Он до сих пор работает в нашем отделе, проживает вместе с супругой и сыном и словоблудием больше не страдает. А ботинки были мной торжественно выкинуты на помойку.