После чтения романчика Пристли собирался прочитать ещё одну вещицу на аглицком, а именно The Wasp Factory Бэнкса. Летом ещё планировал. И познакомиться с творчеством этого писателя хочу давно, уже долгонько. А тут ВКонтакте интересненькая дискуссия произошла - с известным в городе рокером Вадимом Элефантовым, дискуссия относительно современной фантастики и проч. ... И всё же закончив чтение Пристли, подумал, что две книги подряд на английском - это ту мач (too much), многовато будет. Решил слегка переключить внимание. И обратился к детективу, который больше года назад (в октябре где-то) рекомендовал другой мой друг - Аркадий Кириллов. Это роман Евгения Титаренко "Никодимово озеро".
Написан был в начале 70-х прошлого века и отражает реалии, скорее, конца 60-х (прически под битлз ещё что-то весьма злободневное). Формально считается книгой для подростков, чуть ли не для детей. Но по сути весьма психологическое сочинение.
Трое друзей Алексей, Алёна (на самом деле Ольга, но...) и Сергей уже который год летние каникулы проводят в деревне Никодимовка, в тайге. Алёна и Сергей приезжают туда из города неподалёку - Сосновска, Алексей же - тутошний. Но в этот раз всё идет не так. Таинственная заброшенная усадьба, которую друзья считают своим логовом, исчезает в ночном пожаре. Алексей - в больнице, без сознания. Его друзья поначалу в шоке, потом начинают действовать. Ибо с пожаром и ночной травмой Алексея всё не так просто, всё совсем непросто.
Поначалу текст казался несколько многословным. Потом затянуло. Всё-таки незаурядное произведение. Читая вспомнил время, в которое книга вышла, которое она описывает. С таким, знаете, особым чувством... Немного пожалел, что не прочитал роман именно тогда. Впрочем, не уверен, что в том возрасте понял рассказанное так же полно как сейчас.
Цитатка:
"В кедровник Сергей вошел, сойдя с дороги, близ двух кряжистых широколапых кедров на опушке. Углубился настолько, чтобы видеть крайние домики Южного, зарю над поселком, дорогу и пустырь близ улицы Космонавтов. Остановился в зарослях молодого вереска, под кедрами, и, прислонясь к одному из них, стал ждать ночи…
Тишина сначала загустела возле него, под кедрами, а уж потом легко, неслышно стала растекаться кругом: по лесу, через поляны близ опушки, на дорогу, на поселок за ней.
Процокала и боязливо умолкла невидимая пичуга в кустах вереска. Запоздалая сорока выпорхнула с чьих-то огородов, исчезла за деревьями, потом коротко мимоходом отстрекотала над головой и улетела невесть куда, протрещав шальными сорочьими крыльями.
Полоска зари быстро темнела у основания, блекла, пока не стала едва уловимой ниточкой — далеким мерцанием чьих-то нездешних закатов и рассветов. Дымы растворились в грязно-сером, темнеющем небе. Давно умолк репродуктор в центре поселка, ошеломив на прощанье веселой свадебной песенкой после грустных вальсов и танго: «Еще пожелать вам немного осталось, чтоб в год по ребенку у вас нарождалось!..» Где-то надсадно взревел тракторный мотор и сразу умолк, будто умер на исходе напряжения. Темнота наползала из глубины кедровника и со стороны домов. Когда стали различимы лишь ближайшие стволы в нескольких шагах вокруг, Сергей углубился еще несколько вправо от дороги на Никодимовку и двинулся вдоль нее по направлению к деревне.
Со стороны урмана едва уловимо тянуло сыростью. Чем дальше от Южного, тем реже попадались под ногами валежник, сухие травянистые взгорки, все чаще мягко проминался под кедами густой, податливый мох, в котором даже прошлогодняя шишка ощущалась, как булыжник: можно было прибавить шаг.
Над головой смыкались черные кроны. И редкие звезды казались затерянными, в безлунном небе: они появлялись из черноты и пропадали в ней, мелькнув недолговечной голубоватой искрой. Мрак по сторонам, если долго вглядываться в него, имеет смутные очертания и тяжело ворочается, как живой. Ходьба согревала, но иногда от напряжения по телу пробегала зябкая судорога.
Раз, шурхнув почти у самого лица, метнулась перед носом какая-то птица, и он едва не прыгнул в сторону от нее. Эти тревожные ночные птицы всегда появляются бесшумно и исчезают, почти задев тебя незримым сильным крылом. Он посмеялся в душе этой непредугаданной встрече и опять, настороженный, молчаливый, шел, высматривая у подножия кедров неподвижные сгустки темноты. За все время лишь дважды неуверенно шелестнул в кронах ветер, чтобы тут же угаснуть. И снова давила уши мертвая тишина, снова от напряжения вдруг начинали мельтешить перед глазами прыгучие шарики. Приходилось ослаблять зрение, чтобы избавиться от них."
