Нахлынувшая хандра приносит мысли о том, что рядом нет близких, на потому их НЕТ, а потому, что возникла острая нехватка близости, почти, как кислорода, я задыхаюсь в этой болтливой тишине...
Есть с кем поболтать. но АБСОЛЮТНО не с кем ПОГОВОРИТЬ, обсудить, что-то важно для себя, высказать какие-то пришедшие в голову мысли... Тек, кто мог понять - "иных уж нет, а те далече"... а новых как-то не приобрелось...

Сделала маленькое открытие. почему рядом оказываются в основном не нужные люди. а те, кто дорог остаются. Детство так шугануло, что я разучилась бороться за свое, быть открытой... Хотя, иногда прошибает - я кидаюсь к интересным мне людям, ошеломляя и отпугивая их своим напором... Не знаю уж, что они там думают обо мне...

Я помнится недавно горестно всхлипнула над одним текстом у:
"Очень примечательно, что по сравнению с остальными домами деревни он был ослепительно чист и сверкал, как драгоценный камень. Через опрятный палисадник к крыльцу вела настоящая дорожка из гравия, аккуратно выровненного граблями. Мне очень захотелось познакомиться с деревенским дурачком, живущем в таком чистеньком доме. Мы похлопали в ладоши, и появилась хрупкая смуглая женщина, похожая на итальянку. Она оказалась женой Коко и сказала, что его нет дома – днем он работает на лесопилке. Луна объяснил, чего я хочу, и лицо женщины просветлело.
– О, я пошлю за ним кого-нибудь из детей,– сказала она.– Он никогда не простит мне, если не встретится с вами. Пожалуйста, пройдите и подождите немного в саду... он придет через минуту.
Сад за домом был так же ухожен, как и палисадник, и в нем, к своему удивлению, я увидел два добротно сделанных и просторных вольера. Я с интересом заглянул в них, но они оказались пустыми.
Запыхавшийся Коко прибежал очень скоро. Он остановился перед нами и снял соломенную шляпу. Это был невысокий, хорошо сложенный человек с угольно-черными курчавыми волосами, густой черной (необычной для Аргентины) бородой и тщательно подстриженными усами. Его черные глаза горели от волнения, когда он протянул свою красивую смуглую руку мне и Луне.
– Добро пожаловать, добро пожаловать,– сказал он,– простите, я не очень хорошо говорю по-английски... у меня не было возможности практиковаться.
Меня поразило, что он вообще может говорить по-английски.
– Вы даже не представляете себе, что это значит для меня, – возбужденно говорил он, пожимая мне руку,– поговорить с кем-нибудь, кто интересуется природой... если бы моя жена не послала за мной, я никогда не простил бы ей... я не верил своим ушам, когда сын сказал мне, что меня хочет видеть англичанин, к тому же интересующийся животными.
Он улыбнулся мне, с его лица не сходило выражение благоговения перед случившимся чудом. Можно было подумать, что я явился к нему, чтобы предложить ему пост президента Аргентины. Меня приветствовали, словно ангела, только что спустившегося с небес,– я был так ошеломлен этим, что почти потерял дар речи. Сведя вместе двух одержимых, Луна, очевидно, решил, что выполнил свою миссию.
– Ну,– сказал он,– я пойду поработаю. Увидимся позже.
Он удалился, напевая себе под нос, а Коко взял меня под руку так осторожно, словно трогал хрупкое крыло бабочки, и повел по ступенькам в дом. Его жена приготовила чудесный, очень сладкий лимонад, мы сидели за столом и пили его, а Коко занимал меня разговором. Он говорил не спеша, спотыкаясь на трудных английских оборотах. Узнав, что я знаю испанский достаточно хорошо, чтобы следить за смыслом, он иногда переходил на свой родной язык. У меня было такое чувство, будто я слушал человека, к которому после многих лет немоты вернулся дар речи. Он очень долго жил в собственном замкнутом мире, потому что ни жена, ни дети, никто в грязной деревушке не мог понять его интересов. Он не верил своим глазам – вдруг откуда-то явился человек, который может согласиться с ним, что какая-нибудь птица красива, а животное интересно; человек, который, наконец, наяву может говорить с ним о его сокровенном,– ведь никто из окружающих не понимает этого языка. В течение всего разговора он смотрел на меня растерянно, на его лице были и благоговение и страх: благоговение оттого, что я сижу перед ним, страх оттого, что я могу вдруг исчезнуть, как мираж." (Дж. Даррелл. "Земля шорохов")
[550x390]