.....Я с утра ждала этого момента, но не так как ждут радостного события, а с тяжестью отсчитывала часы, с трудом поднялась и растягивала время, а иногда наоборот подгоняла. Рассчитала время пути, но не с расчетом заранее, а чтобы долго не торчать в аэропорту, все-таки пока заберет багаж, пока пройдет паспортный контроль...

В голове вертелось: как так произошло, что все перевернулось к верх тормашками. Я встречаю его из аэропорта. Стало смешно: может, еще ему цветы купить. Пока ехала, все думала: сказать сразу? а что сказать? и неужели это все где-то было между нами.

Увидела его уже издалека - его остановили на проверке чемоданов, выдернули одного из всей толпы. Именно его. Он расскажет, что раздавал таможенникам свои диски и пошутил, что у него в гитаре наркотики.

Он, конечно старался, не ударить в грязь лицом: в очках, как у гарри поттера, кителе защитного цвета и новых кедах. С жалкой бородкой, протянул: Не нннравится?. Вообще он не заикается, а это так притворяется, чтобы быть более мягким и заглянет так глазами с призывом пожалеть его. 

Он не знает как покупать билет, не распечатал адреса. А если бы я его не встретила? как можно приехать без адреса. Я всего несколько недель здесь и тоже не знаю, где это улица. Мы бродим в потемках по какому-то арабскому кварталу, на улице почти никого нет, кроме пары арабских женщин, которые не знают немецкого. Наконец мы встречаем какого-то пьяного деда, который показывает нам дорогу.

Пока до этого он писал мне по скайпу и завидывал тому, что я здесь, а он там. А я совершенно не могла ему объяснить, какого мне здесь. Как тяжело было тащить чемоданы одной, и то что первые ночи, я ночевала в хостеле в одной комнате с польским дедом, которого выставила на улицу своя собственная дочь. Первые дни я ела в макдональдсе, а дома только белые стены, и ни посуды, ни постельного белья. Каждый день вставала и тащилась в банк, делала страховку, открывала счет, продлевала визу. И везде каменные лица чиновников, очереди из таких же голодранцев, и немецкий, немецкий, немецкий. Но здесь же полно русских. Возле университета стояла группа, разговаривали по-русски. Я подошла: Услышала родную речь, решила подойти. "А что в Берлине так мало русской речи, что ты к нам подошла". Они другие. Не русские и не немцы, они особняком, слушают музыку, которая была популярна, когда покидали родину. Так и застряли в 90-х с Игорем Николаевым и арией. Дома снова белые стены. Моя соседка отказалась одолжить мне сковородку на вечер. Нужно узнать, где продаются сковородки. Мечтаю сварить макароны.

Он говорит, что я молчу, как будто не хочу с ним разговаривать. Что сказать? А где он был, когда я потеряла все свои документы, а через день нужно было подать их все на продление визы. И когда я таскалась с чемоданами по городу и искала общежитие. Когда один немец подключил мне интернет и отпечатал нужные бумажки для регистрации. Просто незнакомый парень. И когда этот парень просто поехал со мной в икею, потому что дома не было ничего и таскал все мои пакеты и даже украл для меня стол.

И через день он начал жаловаться, у него не работает плита на кухне, и вообще там все засрали китайцы и он питается в макдональдсе, где все ужасно невкусно. А еще ему пришлось покупать самому билеты на метро и он не знал, как это сделать, и ему даже пришлось попросить какую-то незнакомую девушку на улице. А должна была это сделать Я. Потому что он приехал ко МНЕ. На какие-то два месяца. Я все себя спрашивала и что будет, когда он уедет после этих своих двух месяцев. И опять придется его провожать.

Я не понимаю в универе своих одногруппников и преподов. Учу немецкий, учу и учу. Он пишет, что лучший на своих курсах, у него даже нет акцента в немецком. Это невозможная способность передается только тем, кто еще лучше всех в мире играет на гитаре.

Он пишет, что ему тут одиноко, нет знакомых. Мы встречаемся на выходных и он приносит мои старые игрушки, которые дарил когда-то. Что мне с ними делать. Они и тогда мне казались уродскими, но я ему не говорила из жалости. Жалость пропала и осталось презрение, выливающееся почти в рвотные позывы от всего что он делает и говорит, как он ест, от его бородки и носа и совершенном кретинизме в ориентации. Он только ходит за мной повсюду по пятам.

Все закончилось. Просто теперь я все могу сама. Я точно знаю. Мне нужны эти кривые игрушки, пошитые на китайских фабриках бедными детьми, купленные им в дешевом супермаркете в Орене. Я не могу слушать и смеяться над его уверенность стать великим гитаристом. Я молча плачу за его кофе и ухожу.

Все закончилось на Александрплатц, куда он меня позвал в кафе в воскресенье. Он забыл, что в воскресенье тут ничего не работает. Опять прошляпил.