Это цитата сообщения Васмак Оригинальное сообщение

Даже сегодня эта история взбудоражила бы нашу отнюдь не пуританскую общественность.

Именно Беннигсен был самым удачливым и самым беспощадным молодым командиром русско-польской войны 1792 года. Сражаясь против польских конфедератов, он возглавлял летучий кавалерийский отряд, брал Мир и Несвиж, Зельву и Волковысск, бил поляков под Липнишками и Солами, за что, собственно, и был пожалован в Литовские генерал-губернаторы.

 В общем, если бы Каэтан Нагурский встретил бы его один на один на темной аллее усадебного парка — быть беде.

И — третий. Михаил Клеофас Огинский, представитель древнейшего польского рода, дипломат, композитор, почетный член Виленского университета, сенатор Российской империи, один из лидеров восстания Тадеуша Костюшко. Ну и, в конце-концов, автор полонеза «Прощание с родиной».

Действительно, он прекрасен. Кажется, по-другому нельзя сказать ни о грусти прощания, ни о печали утраты. Родина, с которой прощается Полонез, исчезает навсегда.

Это не просто отъезд в далекую деревню, не просто эмиграция, не просто даже изгнание, это прощание с умирающей навсегда Родиной — великой Литвой, которую оплакивали поэты, композиторы, художники по всей некогда огромной империи, идущей теперь, как суждено всем империям, ко дну.

Искусствоведы скажут вам, что не только эмоционально, но и технически это произведение уникально. Оно с небывалой легкостью перекладывается для любых инструментов, для любого оркестра с любым составом. К нему легко пишутся слова, его просто транспонировать, в нем легко импровизировать — для твердой музыкальной формы XVIII века это практически невозможно.

Мало того. Именно Огинский — за полтора столетия до «Болеро» Мориса Равеля — создал произведение, состоящее из одной музыкальной темы и бесконечных на нее вариаций. Причем создал его таким, что оно слушается с неподдельным интересом от первой до последней ноты.

Все гениальное просто — это и о Полонезе «Прощание с родиной». А ведь тот, кто его написал, композитором был в самую последнюю очередь.

Но вернемся к нашей истории.

Итак, юная вдова и старый генерал. Влюбленный до безумия. Теряющий голову от каждого ее взгляда. Готовый бросить к ее ногам все: титулы, должности, власть, деньги. Он трепещет рядом с ней, как сопливый юнец. Он умирает от страсти.

И она дает ему ключи от своей опочивальни в виленской квартире. С условием: являться только в строго оговоренные часы на тридцать минут. Ни минутой ранее, ни минутой позднее. И никаких надежд на любовь! Просто поговорить!

Беннигсен счастлив так, что трудно пересказать. Это его последняя любовь. Это его долгожданное счастье. В ослеплении своем он не замечает и не анализирует ничего: ни легкости, с которой дама высшего света дает ему ключи от спальни, ни странного условия. Она его любит! Она допускает его в святая святых! Она — о Боже! — станет его возлюбленной!

Но как я могу?! Кем я ее считаю?! Нет, не возлюбленной — только женой!

Беннигсен бросается в самую дорогую ювелирную лавку, дрожащими руками выбирает кольцо, мчится к ней — разумеется, обо всем забыв: и о договоренностях, и о строго обозначенных часах, ведь не для разговора, а для предложения руки и сердца! Он взбегает по лестнице, вставляет ключи в замок, поворачивает…

Никогда не приходите в спальню женщины раньше назначенного вам времени, какие бы погоны не украшали ваши плечи.

Прекрасная Мария, наичистейшая из женщин, рыдает от счастья в пламенных объятиях чернокудрого любовника, дипломата, политического деятеля, повстанца, композитора, в конце концов, Михаила Клеофаса Огинского.

Скандал был страшный. И это несмотря на то, что ветреная вдова кому только не дарила ключей от свой опочивальни. Станислав Моравский, польский беллетрист, вспоминает:

«Не существовало ни одного человека, молодого или старого, влиятельного вельможи или простого слуги, который бы не был ее любовником...

Были среди них и актеры, и певцы, и даже простые солдаты. Она даже не пыталась это скрывать».

Одно дело слухи, другое дело — быть застуканной в абсолютно недвусмысленных обстоятельствах самим губернатором Литвы. В общем, Михаил Клеофас, как честный человек, обязан был на ней жениться.

Жили они… Кто-то говорит, что плохо — Мария изменяла Михаилу направо и налево. Из четырех рожденных в браке с Огинским детей только одна, Амелия, была его биологической дочерью. В свете над Огинским посмеивались и даже оскорбительно перешучивались.

А кто-то говорит, что хорошо — и хозяйкой знаменитых Северных Афин, любимого детища землевладельца Огинского, нашего недавно возрожденного Залесья близ Волковысска, была именно она. И тринадцать лет рядом, несмотря ни на что — тоже о чем-то говорят.

Правда, в 1815 году брак все же распался — Огинский потребовал от Марии развода, получил его и уехал в Италию.

Нет, это не рассказ об Огинском. В его жизни эта история — всего лишь эпизод. А в его жизни, которая осталась в Вечности — в статьях исторических, юридических, музыкальных энциклопедий — так и вообще ничто, пропущенный абзац.

Это просто… как полонез. Простая тема — и ее вариации. Каждый раз — одни и те же. И у них, и у нас.

Все вечное — просто. 

Автор: Анна Северинец

Источник