Нет, слава Богу, 75 ему не будет никогда. Вы представляете, что бы сейчас писал этот хулиган в Мерседесе с осанкой плохого хорошего человека времен Лермонтова, Чеховых, Жеглова?
Нет, я не представляю. В 78-м в Северодонецке на сцену Ледового, битком набитого ценителями времен хрипа на ребрах, вышел аристократ и умница, кумир без тени популизма, кумир - весь в сплошных тенях... Беглец, прогульщик репетиций самого Юрия Любимова... После Северодонецка он вернется в Москву и будет стоять у кабинета Мэтра в ожидании то ли прощения, то ли определенности...
Что бы он сегодня написал? Что бы спел по поводу изгнания Любимова, с которым имел личные счеты, но пахал же как вол, играл на разрыв... Впрочем, все это такие банальности - еще более банальные, чем памятник на Ваганькове.
Вот уже и Марины не стало. Вот уже и молодняк к его коням и карликам остыл. Нет, хуже: и разогреться не успел. Нынче не смелость, а наглость города берет, заводы, пароходы, горы, прииски - если дают. И теряет водночасье, если ветер меняется.
Что бы он сказал, нет, спел, окажись он рядом с Юрием Шевчуком на известном приеме? Седой уже поди патриарх - чтобы он спел тогда в глаза Путину? А за глаза?
Кого бы удивил сегодня его старенький примитивненький мерсик? В таких теперь даже вышибалы ресторанные не ездят.
О "Курске", Болотной, о болоте, гвалте, толпе, пустыне, Таганке несостоявшегося когда-то Гамлета - чтобы он пел? И для кого? Нет, он ушел вовремя. Он ушел, когда его еще слышали, когда его голос еще столько значил, сколько сегодня не значат все поющие на стадионах голоса, вместе взятые.
Он взял свою высоту, он пал с нее в жару Олимпиады и ушел, как олимпиец, ежесекундно побеждавший титанов - вокруг, но не в себе. Так ведь и в Греции победили Титаны, только говорить об этом вслух нельзя, особенно в эпоху карликов и пигмеев.
Ему никогда на стукнет ни 75, ни 80, ни 100. Но я не делаю этим подводку к банальности: ему навсегда 42. Глупости это все. Ему и 42 никогда не было. Он взлетал к мудрости старца и, резвясь, низвергался в весну подростка с расписанной наперед осенью.
С Рождеством, Владимир Высоцкий! Вы бессмертны для тех, кто стремится не обжить свою смертность, а изжить ее. И Ваши песни не по капле, а пригоршнями выдавливают раба из того, кто не холит свои гнойники. Слово-то какое: выдавливать. Словно раб этот - прыщ. Не знаю, имеющий уши да осознает, не утративший осязания да нащупает, имеющий волю да выдавит и состоится.
Высоцкий состоялся. Как спектакль. Как концерт в Ледовом. Из любой точки его самоизвержения еще обозримо было начало и уже виден был неизбежный конец.
Один из немногих, кто пылал на костре Арто, подавая знаки толпе и благославляя свое пожарище.
Мы еще встретимся. Мне это голос подсказывает - Ваш.