Те, кто злословят обо мне, пусть знают - Я ГОРАЗДО ХУЖЕ. (Чя-то мудрость.)

     Моя тётя Люся была преподавателем, и их институт каждое лето посылал студентов работать вожатыми в летние лагеря, которые и сейчас ещё нет-нет да и называют пионерскими. Ну так, газовали семьдесят лет, а теперь тормозной путь - в зависимости от веса: пионерия рулит! Ведь в ней побывала вся страна. Вообщем, очём я: меня тётя обеспечивала путёвками в разные летние лагеря, изредка даже ведомственными:  где требовались вожатые, туда же преподавательский состав института сбагривал на каникулы своих детей.

      Дело было в конце августа, я как раз вернулась после тётиной путёвки из самого лучшего лагеря на свете (не подумайте на Артек): там был полный бардак! Дисциплина формальная, режим плавающий - лишь бы детей вовремя накормить - мероприятия импровизируются на ходу и получаются просто шикарными - один смех! Вечером попеременно кино и дискотека. А в остальное время мы, "хозяева лагеря", чувствовали себя, как вольные пеликаны в пампасах - а пампасы в лагере и его окрестностях были огого! - набитые малиной, земляникой, черёмухой и тайными штабами. Нашими. В них юные пионеры играли в карты, в войну, курили бычки и изредка сигареты, между затяжками непринуждённо  жонглируя междометиями - чувствовалось, что папы у них были подкованными в этом на все ноги - задние и передние. И нас, ясноглазых детей преподов, лихие индейцы, конечно, обучили всем этим тонкостям. В меня там влюбились двое мальчишек - в первый раз в жизни! И сразу двое! Это только десятилетним девочкам под силу заценить. А в десять лет всё всерьёз. Хотя, им было уже не десять, оба были старше меня - девочки, плачьте - на два года! И в мою подружку тоже втрескались двое - наш пионер и местный - и всё это добавляло к нашей роскошной вольной жизни бурю романтики и экшена.

    Увы, всё хорошее мигом кончается. И вот, я вернулась в деревню, к тётке, в глушь, в Москву. В ней ещё немножко было лето, но такое блёклое - хоть плачь, с единственным для меня теперь развлечением - покататься с моей  одноклассницей Светкой на великах. Грусть-тоска, а что делать - созвонились, договорились.

    Через полчаса подъезжаю - вся такая по-ковбойски обветренная, в шортах, майке и кедах - к месту встречи. Издалека вижу, что  что Светка уже на месте, но с какими-то проблемами: в неё вцепился пожилой довольно-таки дядька, схватил велик за руль  а, чтоб не уехала, переступил через переднее колесо и ногами его зажал. Старый, весь в морщинах, а туда же - в маньяки. Светку уже за руки хватает. И лицо такое фактурное. Вообщем, пора спасать.

    Гоню последний метраж во все лопатки и колёса, резко, с разворотом торможу возле них и говорю грубо и даже так сипло:

- Эй, ты, дядя, а ну, отпусти её! 

     Дядя ко мне обернулся, смотрит и на меня тоже с подозрительным интересом,  но Светку не отпускает. Тогда я рявкаю:

- Кому сказано, убери свои грабли! И... - дальше чешу отборными идеоматическими оборотами, почерпнутыми  в детском санатории труда и отдыха. Вставляю туда про то, что вон за тем поворотом ещё наши ребята, сейчас они подъедут, и... дальше опять обороты - про то, что они с ним сделают. Вообщем: НАС СОПРОВОЖДАЮТ 2 КРЕЙСЕРА, 6 ИСТРЕБИТЕЛЕЙ, 4 ПОДВОДНЫЕ ЛОДКИ И МНОГОЧИСЛЕННЫЕ КОРАБЛИ ПОДДЕРЖКИ.

    У дяди, замечаю злорадно, глаза уже на лбу, челюсть на груди, со стороны мы вообще картина с маслом: стоит девочка, ножки-спички, ручки бантиком, с велосипедом, и заваливает пожилого мужчину с пухленькой девочкой отборными шматоблоками.

    Ну вот, наконец я ему всё высказала и жду реакции. Тишина. Потом дядя говорит слабым голосом:

    - Вы Маша?.. А я Аполлон Сергеевич.

      Света тоже подбирает челюсть и говорит:

    - Маш, не бойся. Всё хорошо. Это мой папа.

     Я, тихонько-тихонько, как мышка:

    - Ой...Простите...

     Ну да, у неё же ещё отчество такое смешное, весь класс не переставал шутить  - Аполлоновна.  

     Вот так я и познакомилась с её папой - само собой, Аполлоном. Интеллигентом, Бог знает, в каком поколении, человеком энциклопедических знаний. Когда я подъехала, он Светке на велике руль выравнивал. 

   Если у них застолье, и я в гостях, он обязательно рассказывает эту историю, хоть под стол прячься: вечно он это вспоминает и наверняка опять всё слышит, как наяву, хоть полностью, конечно, не озвучиватет.  Звучит это у него так:

- Мы правили велосипед. Тут Маша подъехала и вступилась за Свету - думала, что я маньяк. - И он всегда при этом неудержимо улыбается: - Просто как тигрица на меня набросилась, я даже испугался. Ну, вот, так разволновалась за Свету. А я за неё после этого меньше стал волноваться. - И поднимает за меня тост.

     С тех пор не ругаюсь матом.

     Да! Если ещё не догадались: мой любимый на все времена лагерь, откуда я тогда вернулась, был от МВД (Министерство Внутренних Дел, милицейское начальство). Назывался он  Дзержинец. Вся обслуга, вплоть до поваров, там  состояла из дембелей от примыкающей военной части.

     И путёвки туда были у тёти только в то единственное лето...