Есть у нас на съёмочной площадке, среди прочих артистов массовых сцен, человек по имени Соломон. Его с таким же успехом можно принять за Фиму, Мойщу или Изю. Ничего от этого не изменится. Вроде бы. Соломон - типичный маленький еврей. В нелепо сидящем на нём военном обмундировании времён первой мировой войны. В длинной шинели, с наклеенными усами и измождённым лицом. Как и все остальные его "коллеги", Соломон участвует в бомбёжках, атаках, стояниях на краю кадра в правом верхнем углу. Но в отличие от остальных, делает это искренне со всей душой, что называется. Полная отдача при тех деньгах, что он получает, может означать проявление той самой любви к искусству.
Соломону достаётся за эту любовь по полной. От искусства и его носителей. То есть от съёмочного процесса и от личного еврейского счастья. Он мог бы быть пародией на какого-нибудь опереточного еврея, если бы не.
В одну из смен наш отряд попадает под "дождь". В роли дождя – пожарная машина с командой, вода из ближайшего озерка и три установки системы… Да какой там системы – посмотрите мультфильм Хитрука «Фильм, фильм, фильм» и всё сами поймёте.
Конец октября. На улице издевательски светит солнце. Не повышая температуры воздуха более чем на 42 градуса. По Фаренгейту, естественно. Вернее естественно-то как раз 4-5 по Реомюру (Первая мировая ведь), но, да не в этом суть. Проще говоря – светло и холодно. Ветерок. А тут на нас обрушивается ливень в три горла. К нему добавьте взрывы, клацанье затворов и стрельбу из максима. Как оглашенный я ору что-то вроде «Не робей, бойцы, скоро артобстрел закончится». В общем, картина примерно понятная. Пар валит и от нас и от съёмочной группы. Мы в своих окопах – обсыхаем в промежутках между кадрами, остальная группа – закипает от обилия накладок. Машина уезжает заправляться водой когда ей вздумается, заряды срабатывают на совесть и всех в кадре засыпает землёй. Так что приходится для дубля и менять заряды и нас чистить. В числе прочих творит и Соломон. Ему досталась почётная роль «трупа». Лежать на краю окопа на сырой земле и делать ничего. Примитивная задача, можно бы подумать.
Но в первый же дубль заряд около Соломона сработал с такой силой, что беднягу с головой завалило той самой землёй (смесь торфа, песка и какой-то пыли). Когда его подняли из мини болотца («дождь» - то идёт), то выяснилось, что плодородный слой забрался ему даже в рот. Со смехом повели «труп» отчищать для следующего дубля.
Глупый человек, казалось бы. Лежишь не на курорте – чего считать ворон. Но.
Это проклятое «но» врывается в любую историю, превращая её из анекдота в полупритчу. Или тот же анекдот, однако, смеяться в нём в пору другим.
Соломон воевал. Прошёл сквозь огонь Афганистана. Когда надо – стрелял, когда надо – шагал, копал, стоял на посту. Всё с той же безотказной простоватостью человека, чьим именем могло бы быть и Додик, и Фима и много других имён, не содержащих внешнего героизма, но дающих истинное мужество быть собой и, вопреки всем, носить имя с достоинством.
Оказавшись в знакомой ему обстановке, Соломон сделал то, к чему был приучен смертельной необходимостью – открыл при взрыве рот. Чтоб разница внутреннего и внешнего давления не травмировала уши. А земля? Что земля – дело маленькое. Встал, отплевался, почистился, приклеил заново усы и снова лёг в свою лунку самоотверженно играть «труп».
Откровенно рассматривая постановочные бои в кадре, безотказно участвуя во всех самых «непрестижных» и нудных мизансценах, он признался, что это всё немного смешно. И что в реальности всё совсем иначе. А как – говорить не хочет. История…