«Ты, волна моя, волна!
Ты гульлива и вольна;
Плещешь ты, куда захочешь,
Ты морские камни точишь,
Топишь берег ты земли,
Подымаешь корабли —
Не губи ты нашу душу:
Выплесни ты нас на сушу!»
Гипотеза прорывов "ледниково-подпрудного океана" Гросвальда.
Автор остановился на гипотезе, которая объясняет евразийские потопы катастрофическими прорывами глубокого Арктического бассейна, становившегося величайшим на Земле ледниково-подпрудным ("Арктическим подледным") озером [Гросвальд, 1999].Модель прорывов ледниково-подпрудного океана, суть которой сводится к следующему. Во-первых, что рост Панарктического ледникового покрова приводил к полному замыканию центральной части Северного Ледовитого океана, ее изоляции от "остального" океана. Во-вторых, что плавучая часть этого покрова, Центрально-Арктический шельфовый ледник, направленно утолщался, а давление в подледном бассейне - нарастало. В-третьих, что в результате этого происходили катастрофические прорывы воды подледного озера наружу через барьер окружающих его ледниковых щитов.
Данная модель не умозрительна, она имеет "уменьшенные" аналоги в природе. По ее алгоритму, например, действуют водно-ледниковые системы, приуроченные к вулканическим кальдерам. Как показывают наблюдения в Исландии [Bjornsson, 1988], такие системы состоят из кальдерных озер и ледниковых шапок, которые частью покрывают вулканы и их обрамление, частью плавают в озерах. Кальдерные озера находятся под растущим давлением ледяной "крыши" и в ответ на него периодически прорываются, порождая катастрофы-йокульлаупы (рис. 43).
Гипотеза прорывов "ледниково-подпрудного океана" может казаться необычной, неожиданной. Однако ее идея заложена в реконструкции Гросвальда оледенения Арктики. Как было показано ранее, оледенение Арктики было сплошным и циркумполярным, оно состояло из кольца ледниковых щитов, налегавших на сушу и шельфы, и толстой плиты шельфового ледника, плававшей внутри этого кольца.
Предполагается, что в эпохи оледенений котловина становилась полузамкнутой, ее связь с Мировым океаном резко ослабевала. Выход в Тихий океан блокировался Берингийским "мостом", который не только осушался, но и целиком покрывался льдом [Grosswald, Hughes, 1995]. Выход в Северную Атлантику через проливы Канадской Арктики, через которые сейчас проходит до 30% стока из Северного Ледовитого океана, закрывался льдом Иннуитского и Гренландского ледниковых щитов [Blake, 1970; Zreda et al., 1999]. Единственным каналом, соединявшим тогда Арктический бассейн с Мировым океаном, был пролив Фрама, расположенный между Гренландией и Шпицбергеном.
Пролив Фрама имеет ширину около 300 км и глубину до 2500 м (если не считать замкнутых впадин), ширина его глубоководного канала - 150-180 км. Северный конец этого канала "прижат" к берегу Гренландии, подступы к нему с севера, из центральной Арктики, блокированы мелководным плато Ермак. Тем не менее он кажется достаточно широким и глубоким, чтобы обеспечивать свободный пропуск любых объемов морского и глетчерного льда.
Совсем другой вывод следует из модели Пан-арктического ледникового покрова. По ее логике, в проливе Фрама периодически появлялась ледяная "пробка", которая превращала Арктический бассейн в Арктическое подледное озеро.
Тот факт, что выход через пролив Фрама закрывался мощной ледяной пробкой, должен был иметь по крайней мере три следствия. Во-первых, он означал, что сток льда из Арктического бассейна был затруднен гораздо сильнее, чем до сих пор считалось, и что горизонтальное движение шельфового ледника время от времени прекращалось. Поэтому вся масса льда, поступавшая в центральную Арктику со снегопадами и стекавшая с периферии, оставалась в "белой дыре" (термин Т.Хьюза) Арктического бассейна и целиком шла на утолщение его плавучего ледника. Причем снегопады, вероятно, давали 15-20 г/см2 год, а приток льда с окружающих шельфов добавлял еще 20-25 г/см2 год (рис. 42). Таким образом, ежегодный приход льда мог достигать здесь 25 тыс. км3, и чтобы компенсировать его и сделать баланс равновесным, потребовался бы очень мощный отток льда из Арктики. Нужен был ледяной поток с живым сечением в 500 км2, текущий через пролив Фрама на юг со скоростью около 5 км/год (ведь это не нынешний плавучий лед Арктики, а движение ледника), что в свете вышесказанного представляется невероятным.
Таково первое следствие "фрамской" перемычки. Вторым ее следствием было прекращение водообмена между Арктическим бассейном и Мировым океаном, превращение этого бассейна в полностью изолированное озеро. Арктическое подледное озеро оказывалось отрезанным от Мирового океана, и уровни обоих не зависели друг от друга. Уровень океана в эпохи оледенений испытывал эвстатическое снижение, в последний ледниковый максимум оно составило 125-130 м [Fairbanks, 1989]. А уровень Арктического озера, напротив, не только не снижался и не оставался на доледниковом уровне, а повышался со скоростью около 40 см/год. Водно-ледовая масса озера направленно увеличивалась, и превышение над "остальным" океаном росло. Соответственно, возрастала и потенциальная энергия бассейна; при перепаде высот в 1000 м она достигала чудовищного значения в n*1022 джоулей (где n = 2,5-3).
В-третьих, рост уровня (и потенциальной энергии) Арктического озера не мог идти бесконечно, он приводил к нарушению устойчивого равновесия в системе "озеро-ледник-океан" и к ее скачкообразному переходу в другое устойчивое состояние, "переключению" на более низкий энергетический уровень. В реальной жизни системы эти скачки принимали форму катастрофических прорывов Арктического подледного озера. Сама эта система действовала как триггерный механизм, каждый ее рабочий цикл состоял из этапа постепенного нарастания массы и энергии (а вместе с ними неустойчивости) и этапа внезапной разрядки напряжений. Именно с таким механизмом сейчас связывают практически все природные катаклизмы, включая ледниково-межледниковые циклы; Д.Макайел [MacAyeal, 1993], например, привлекает его для объяснения катастрофических выбросов айсбергов через Гудзонов пролив ("событий Хайн-риха"). Он видит в них внезапные скачки - массивные сёрджи Гудзонова ледяного потока, возникавшие вследствие постепенного роста Лаврентьевского ледникового щита. Сам Д.Макайел именует их binge/purge-осцилляциями.
В случае Северной Евразии вода из Арктического подледного озера должна была прорываться либо под перемычками между ледниковыми щитами, либо под самими щитами. Идеальные условия для таких прорывов возникали на поздне-ледниковых этапах, когда климат теплел, донное таяние ледниковых щитов усиливалось, и они испытывали коллапсы. Последние, несомненно, облегчали прорывы, хотя и сами, как мы знаем, инициировались и ускорялись прорывами подледной воды. А прорывалось ли Арктическое озеро и в ледниковые максимумы, - неясно. Лишь после специальных исследований можно будет сказать, случались ли и тогда гидросферные катастрофы или дело ограничивалось сёрджами ледникового покрова и событиями Хайнриха.
Итак, по представленной здесь гипотезе источником евразийских гидросферных катастроф был Арктический бассейн, превращавшийся в Арктическое подледное озеро, а энергия этих катастроф зависела от водно-ледовой массы, а следовательно, от уровня этого озера и его превышения над уровнем Мирового океана (рис.44).
Так что суть рассматриваемых катастроф может быть сведена к скачкообразной ликвидации дисбаланса между запасами воды и потенциальной энергии в Арктике, где они тысячелетиями росли, и в "остальном" океане, где они сокращались вместе с эвстатическим падением его уровня. И если в ходе этого процесса из Арктического озера был выдавлен, скажем, 200-метровый слой, и вся эта вода попала в Северную Евразию, то через ее трансконтинентальную систему стока прошел бы миллион кубокилометров воды. А если бы этот слой был 300-метровым - то и полтора миллиона. Какой слой здесь выдавливался, сказать трудно. Ясно лишь одно: в данном случае объемы выбросов и сток через систему сходятся...
Особый интерес представляет геоморфология и палеогидрология зоны подледного движения прорывных потоков. Рельеф подобных зон до сих пор изучался лишь в Северной Америке (см. работы Дж.Шоу и других), тогда как в Евразии он известен не был, и его описание, данное Гросвальдом 1999, оказывается первым и единственным. Что же касается условий течения воды сквозь ледники и под ледниками, то они сейчас достаточно хорошо известны. Изучено, в частности, влияние давления льда на движение подледной воды [Shreve, 1972], создана теоретическая модель для расчета ее давления в подледных проходах [Rothlisberger, 1972].
При этом показано, что результирующее направление течения воды зависит не столько от топографии ложа, сколько от давления перекрывающего льда, и поэтому оно практически не бывает нормальным к изогипсам ложа (см. также: [Hook, 1989]). Подледниковый сток образует струи, следующие вдоль линий минимального давления, он концентрируется вдоль склонов и гребней подледных хребтов, как мы это видим на севере Урала. Особенно ясно данная закономерность выражена в Японии, где ледники прошлого были "теплыми" и количество воды в них - очень большим [Grosswald, 1999].
Выяснено, наконец, что при разных сочетаниях уклонов ледниковой поверхности с весом ледниковой толщи и давлением подледной воды течение последней идет либо по подледным туннелям, либо распластывается по дну. В последнем случае возникает водная подушка, создающая условия для начала ледникового сёрджа [Kamb, 1987].
Для полноты картины надо заметить, что сходные идеи высказывались и раньше. М.Е.Вигдорчик [Vigdorchik, 1980], например, предложил гипотезу, по которой в эпохи оледенений Арктика оказывалась в полной изоляции от Мирового океана, а в периоды дегляциации происходили инъекции холодной арктической воды в Северную Атлантику, вызывавшие катастрофические подъемы ее уровня. Однако плотина, которая, по М.Е.Вигдорчику, запирала Арктику, лежала не на месте пролива Фрама, а на Атлантическом пороге, т.е. в зоне подводных поднятий, соединяющих Шотландию с Исландией и Гренландией, и возникала она не из-за ледникового подпруживания, а вследствие эвстатического падения уровня океана и изостатического воздымания порога.
Каковы же возможные последствия для всей системы Земли, если механизм гидросферных катастроф постледникового периода, вскрытый Гросвальдом, действительно реализовывался (а что это так у меня уже нет сомнений)?
Пока на этот счет можно определенно сказать одно. На позднеледниковых этапах истории Земли гидросферные катастрофы евразийского типа вызывали быстрые и глубокие реорганизации Земной системы - во всяком случае той ее части, которая включала полярные ледниковые покровы Северного полушария, Мировой океан и взаимодействовавшую с ними атмосферу. Отсюда следует, что эти перестройки должны были вызывать изменения климата и океана, которые были ощутимы в масштабах полушария и всей планеты.
Выше было показано, что катастрофические прорывы Арктического подледного озера совпадали с коллапсами "морских" ледниковых щитов и облегчались этими коллапсами. Действительно, в ходе коллапсов эти щиты утончались, их периферия всплывала, и ледниковая плотина переставала держать воду [Hughes, 1996; Гросвальд, Красc, 1998]. Однако верно и обратное: коллапсы облегчались и ускорялись потопами, а в Арктике, где ледниковые щиты испытывали напор со стороны Арктического озера, даже вызывались ими. По заключению П.Бланшона и Дж.Шоу [Blanchon, Shaw, 1995], например, прорывы воды из-под Лаврентьевского ледникового щита были главной причиной его периодической дестабилизации и коллапсов, еще раньше о том же писал Г.Н.Назаров [1971]. Так что приходится говорить не об облегчении потопов коллапсами, а о взаимодействии этих двух явлений, о наличии между ними прямых и обратных связей.
Каждый катастрофический прорыв подготавливался с двух сторон - со стороны ледниковой плотины и подпрудного озера. Плотина становилась все более уязвимой благодаря донному таянию ледниковых щитов и накоплению на их ложе воды. А Арктическое озеро, наращивая массу и уровень, усиливало свое давление на плотину с севера. Поэтому коллапсы "морских" ледниковых щитов происходили вместе с прорывами подпрудного бассейна, оба катастрофических процесса сливались воедино, и их эффекты суммировались. Это значит, что вместе с "потопной" водой в океан и на сушу извергались огромные массы ледникового льда, и эпизоды быстрого подъема океанского уровня совпадали с событиями Хайнриха, т.е. с сёрджами крупнейших выводных ледников и выбросами в океан айсберговых армад [Broecker, 1994].
Судя по имеющимся данным, дегляциальные коллапсы трех ледниковых покровов Северной Атлантики - Лаврентьевского, Исландского и Баренцево-Карского, происходили одновременно. Их синхронизацию чаще всего объясняют эффектами быстрого повышения океанского уровня [Hughes, 1987; Мазо, 1989; Bond, Lotti, 1995; Andrews, 1998], благодаря которому айсберговые выбросы этих покровов тоже суммировались. Однако синхронны были не только коллапсы разных покровов, синхронно происходили и другие виды крупномасштабных катастроф, характерные для периода дегляциации: и выбросы айсбергов, и внезапные повышения уровня океана, и резкие изменения климата.
Однако, климатически значимые события периода дегляциации этим перечнем не исчерпываются. Изменения океана не сводились лишь к внезапным повышениям его уровня, с выбросами воды и льда кардинально менялся и характер поверхности Северной Атлантики. На этой поверхности возникал слой ("покрышка") из почти пресной воды и плавучего льда, неизбежным следствием чего был резкий рост зимней ледовитости и альбедо океана, а также снижение испарения с его поверхности. Уже это одно было способно вызвать резкие похолодания и аридизацию климата соседней суши [Ruddiman, Mclntyre, 1981]. Вступал в действие и другой механизм охлаждения: с появлением "покрышки" в Северной Атлантике возникала стойкая плотностная стратифицикация, препятствовавшая вертикальной термохалинной циркуляции и формированию глубинной воды. Вследствие этого лента "Брокеровского конвейера" выключалась, и компенсационное течение из субтропиков, которое, как сейчас считают, "отвечает" за формирование межледникового климата Северной Атлантики, останавливалось [Lehman, Keigwin, 1992].
Таковы механизмы, переводившие коллапсы ледниковых щитов в резкие похолодания климата. Но были и другие, благодаря которым позднеледниковые похолодания столь же быстро сменялись потеплением. Суть их в следующем. При коллапсах ледниковые щиты быстро теряли высоту, в связи с чем условия их взаимодействий с тропосферными воздушными течениями коренным образом менялись. В частности, если высокий Лаврентьевский ледниковый щит "расщеплял" струйное течение полярного фронта надвое, то его коллапс, имевший место 12 тыс. |4С-лет назад, приводил к тому, что это течение вновь объединялось, и та его ветвь, которая следовала вдоль южного края щита, скачком смещалась на север [Kutzbach, Wright, 1985; СОНМАР, 1988]. За этим следовала целая цепь вынужденных изменений: тропические воздушные массы сдвигались к северу, морские льды начинали быстро отступать, теплое западное течение получало доступ в северо-восточную часть Атлантики, где в этой связи реактивизировались процессы термохалинной циркуляции и образования глубинной воды.
Одним из следствий данного потепления, определившим дальнейшую судьбу циркумполярной ледниковой плотины и Арктического озера, стало возобновление работы "Брокеровского конвейера" и вызванный им рост испарения и снегопадов. При этом, судя по гренландским данным, суммы атмосферных осадков за считанные годы удваивались [Alley et al., 1993], и питание ледниковых покровов резко улучшалось. Так что за тысячелетия, прошедшие после эпизода КРЭ-1 и первого (по "рифовой хронологии") коллапса ледниковых щитов, последние смогли восстановиться и накопить массу, необходимую для второго коллапса. Считается, что так произошло только с Лаврентьевским ледниковым покровом [Blanchon, Shaw, 1995]. Однако, по данным Гросвальда, сходные изменения пережил и Баренцево-Карский ледниковый покров: после разрушения его баренцево-морской части, довершенного первым коллапсом, уцелевший Карский щит также набрал мощность, необходимую для новых коллапсов [Гросвальд, Красс, 1998].
Ритмика климата и ее влияние на развитие цивилизаций в разных районах Земли.
Таким образом, Евразийские гидросферные катастрофы оставили глубокий след в рельефе, разрезах поверхностных отложений и гидрографии Евразии, наложили отпечаток на ход изменений ее внутренних морей. Они должны были оказать влияние на расселение и развитие животных и растений, первобытного человека. А также, если учесть хронологию потопов, - стать причиной драматических событий в истории ряда ранних цивилизаций и не столь драматических, но ощутимых эпох массового переселения народов и возникновения междуусобиц между ними уже вплоть до нашей эры от Р.Х. (рис.45)
Рис.45 Ритмика климата по выявленным циклам Миланковича и Шитникова
Пояснение к картинке: увлажнение, сопровождающее потепление с некоторым опозданием на данной картинке, показывает степень насыщения влагой воздуха, но никак не количеством воды на суше. Поэтому избыточная влага воздуха сбрасывается в виде осадков на Севере и в Океане (пустыни растут, а север покрывается лесами, ну и Океан наступает на равнины суши). Пониманию процессов, происходивших в прошлом народов Земли, будут способствовать наши современные наблюдения.
Инструментальные наблюдения показывают, что вторая половина XIX и первые 3/4 ХХ вв. представляли, по сути, переходный период от «малой ледниковой эпохи» к современному потеплению. Среднегодовая температура за это время перешла из холодной области в тёплую, вначале потеплели пока только зимы, но все боле увеличивается амплитуда колебаний холода и масс снега зимой и жары и «сушняка» летом. На новой волне векового ритма минимальная температура в Якутии – самом холодном регионе Земли после Антарктики – поднялась на 2оС выше, чем на предыдущей волне векового ритма в ХХ в., и на 2,5 оС выше, чем на волне XIX в. Максимум температуры в 1,5-2,0 оС выше сегодняшней ожидается в ближайшие 200 лет в тёпло-сухой фазе ритма Шнитникова. Дальнейший рост температуры будет сдержан синхронным ростом увлажнённости в ритмах Шнитникова и Миланковича. В целом уровень потепления окажется вдвое ниже климатического оптимума голоцена. Общая продолжительность тёплого климата Земли по ритму Миланковича составит 7000 лет, из них наиболее теплыми должны быть следующие 700 лет. Развивающееся потепление исключительно благоприятно для восстановления потерянной площади нетронутых лесов гумидной зоны и крайне неблагоприятно – для лесов аридной зоны. В гумидной зоне станет ещё влажнее и теплее, в аридной – теплее и суше. В связи с глобальным потеплением зональная граница бореальных лесов сместится к северу на 190-250 км. В Азии она почти целиком перейдёт с территории Казахстана, Монголии и Китая на территорию России, в Северной Америке – с территории США на территорию Канады. Высотный пояс лесов в горах степной и лесо-степной зоны поднимется на 250-330 м.
Пустыня, занимающая ныне четверть суши (около 40 млн. кв. км), неуклонно расширяет свои владения на 210 тыс. кв. км ежегодно. Всё чаще и активнее действуют в земледельческих районах её передовые отряды - засухи. В 1963-1974 годах засуха поразила Сахель - пограничную с Сахарой область; погибло 250 тысяч человек и огромное количество скота. В 1972 году засухи и лесные пожары охватили Восточную Европу. В 1976 году задыхалась от зноя и дыма лесных пожаров Западная Европа. Небывалая засуха постигла в 1977-1979 годах юг Африканского континента. Засуха 1980 года распространилась на огромные территории Америки; только в Техасе сельскому хозяйству был нанесён ущерб в 1 млрд. долларов. В Португалии в 1980-1981 годах из-за засухи было потеряно до 50% урожая. В эти же годы небывалая за 100 лет засуха разразилась на обширных пространствах Китая.
Средняя полоса Европы переживает сейчас процесс естественного вымирания влаголюбивых хвойных лесов. В ФРГ тяжело больны ели и пихты, составляющие половину лесных массивов страны.
С начала ХХ века регистрируется неудержимое падение уровня крупнейших замкнутых водоёмов. Ныне трансгрессирующий (и этим доставляющий беспокойство) Каспий потерял более 3 м, Иссык-Куль - 2 м, Большое Солёное озеро в Америке - 3,5 м, Мёртвое море - 4,5 м. Исчезает Аральское море. Нередко полностью лишаются летом воды многочисленные озёра степного Казахстана. Зарастают озёра лесостепной зоны. В зоне лесов озёра превращаются в моховые болота. Высыхают болота, то и дело дымят торфяники - словно подают сигналы о своём критическом иссушении.
Ледовый панцирь Антарктиды, в котором содержится 60% запасов пресной воды планеты, или 700-летний сток всех рек мира, с 1940 года уменьшился на 10 тыс. куб. миль. Отечественные и зарубежные специалисты по Антарктиде обсуждают как весьма вероятные катастрофические выбросы материкового льда в океан - сёрджи, способные добавить в океан за короткий срок до 3 млн. куб. км воды, что сразу поднимет его уровень не менее чем на 5 м. А пока океан «растёт» медленно, но неотвратимо. Морские водомерные посты фиксируют непрерывный подъём уровня мирового океана со скоростью 1,5-2 см в десятилетие, что «добавляет» океану за десять лет более 100 куб. км воды. Что происходит с природой за последние 20-25 лет теперь каждый может добавить в этот список «катастроф» самостоятельно: все читают газеты и Интернет и смотрят «зомбоящик». Сегодняшний человек уже настолько приручен СМИ к «спокойному» восприятию этого в ключе «техногенно-антропогенного» влияния, что «думает» так: раз человек это породил, человек же и исправит. Фронт идей, по которому штурмуется проблема климата, в последние годы заметно сузился. Все исследовательские силы брошены на одно направление и, похоже, готовы праздновать обретение истины: во всех климатических передрягах виноват Человек, вконец захламивший атмосферу газообразными отходами своей жизнедеятельности, отчего приключился «парниковый эффект» и грядёт всеобщее потепление климата планеты. Эта идея обсуждается уже в практическом плане на международном уровне (Киотский протокол). Пока, правда, не слышно сообщений о том, что «в связи с всеобщим потеплением климата лето нынче будет теплее прошлогоднего на 2°С». В нашей будничной жизни мы прислушиваемся к прогнозам погоды, чтобы узнать, прежде всего, температуру воздуха на ближайшие дни. Наш жизненный опыт не в силах сопоставить среднегодовые температуры и вынести вердикт: раньше было холоднее. Чего там какие-то 2°С? Забыли, забыли все то, чему нас учили на школьных уроках физики.
Энергия получаемая телом при нагревании равна произведению теплоемкости, МАССЫ и изменению температуры. А теперь измерьте размеры перераспределения энергии на массу Земли! То-то! Надо, очевидно, признать, что способов прямого (инструментального) измерения глобальных температурных изменений климата, тем более - на доли градуса или первые градусы пока просто не существует. Следовательно, если мы вооружены только термометром, все прогнозы потеплений-похолоданий климата остаются на уровне догадок.
Влага в атмосфере... Укоренившаяся в нашем сознании ассоциация её с «тучками небесными» довольно далека от истины. «Вечные странники» - только яркий поэтический образ, увы, не соответствующий научной прозе. Жизнь туч и облаков кратковременна, перемещаются они по весьма ограниченным маршрутам, прерываются по горизонтали и вертикали, существуют не всегда и не везде. Запасы влаги в них составляют едва ли 1% общего количества атмосферной воды. Даже в самый знойный день, когда на небе нет ни облачка, в воздушном океане бесконечным потоком проносится влага. На высоте штилей не бывает. Больше всего атмосферной влаги - свыше половины - сосредоточено в приграничном слое атмосферы на высоте до 1,5 км от поверхности. Потоки влаги движутся и на более высоких уровнях - вплоть до верхних слоёв тропосферы (на высотах в 8-9 км).
Ежесекундно атмосфера впитывает в себя миллионы тонн воды, превращённой солнцем в водяной пар. Ежегодно с поверхности Земли в наши дни испаряется 577 тысяч кубических километров воды. Зная, что для превращения в пар одного грамма воды требуется 537 калорий тепла, нетрудно подсчитать количество тепловой энергии, «заложенной» в атмосферной влаге. Можно также подсчитать, что для искусственной выработки такого количества энергии потребовалось бы 400 миллионов электростанций мощностью в 1 миллиард киловатт-часов каждая. Такова энергетика влагообмена между поверхностью Земли и атмосферой - она имеет поистине космические масштабы, ни в малейшей степени не соизмеримые с энергопреобразующей деятельностью современного человека, каким бы могучим он сам себе ни казался. Мы вправе сделать следующий вывод: жизнь атмосферы подчиняется своим законам, мало подверженным влиянию человека (и мало ему известным). Рассуждения об «антропогенном перегреве земного шара» и «парниковом эффекте», якобы осуществлённом человеком, - не более чем дань его гипертрофированной самооценке, этакая своеобразная мания величия. «Царь природы» быстренько теряет «царское» достоинство и осознаёт своё самозванство - стоит только температуре воздуха неожиданно упасть на каких-нибудь 1-2°С ниже границы, за которой начинается гибель огородных всходов.
Итак, приходится признать, что человек сегодняшний, каким бы могущественным он себе не казался, не в состоянии предотвратить закономерно ритмически меняющиеся природно-климатические условия планеты и тем более не допустить гидросферных катастроф, как было показано выше, характерных для переходного периода между пиками от оледенения-похолодания к потеплению-засухе. Чем человек действительно силен, так это великолепной приспособляемостью к условиям матушки-природы, но главное – предсказанием (это и есть интеллект – способность решать задачи, которые до него никто пока их не решил (вернее уже решили, но основательно подзабыли). И что же мы такое забыли?
Взглянем на цикл Шитникова (рис.45). Ситуация, приблизительно такая же как сегодня на планете была на рубеже III-IIвека н.э. Наступала «великая засуха» и эпоха «великого переселения народов IV-Vвеков». Об этом достаточно много написано, особенно интересен Л.Н.Гумилев (только без этих загибов с «пассионарными толчкам», а на том основании, с которого он и начинал – этнические и геобиосоциальные системы), В.А. Чудинов (успешно развенчавший западно-европейский миф о падении Рима от орд восточных кочевников: рыба сгнила изнутри, а остатки уже доели падальщики, возомнившие себя наследниками «цивилизованного» Рима). Сегодня начинаются те же процессы: Китай, изнуренный жаждой, посматривает на водообильный Дальний Восток и Юг Сибири, Средней Азии и Кавказу уже тесно в сокращающихся горных долинах, Европе досаждают толпы мигрантов из Малой Азии и севера Африки, Мексика уже не одно десятилетие прорывается из своей уже пустыни на просторы хотя бы, хоть и пересыхающих северо-американских, но степей (никогда не задумывались: на кой испанцы осваивали Мексиканскую пустыню вместо влагообильного, хоть и северного, но теплого американского континента, а ирландских мигрантов понесло в их пустынные земли).
Но нам более интересна судьба наследников Гипербореи, т.е жителей побережья Северного Ледовитого. Итак, точка отсчета сегодняшние дни Поморья, перенесенные на 1820 лет назад, в 191-й год. Что мы о Беломорье хотя бы того времени знаем? Ничего! Хотя, если спроецировать сегодняшнее туда, то получим территорию с редкими остатками местных «аборигенов», дети и внуки которых осваивают лесную зону Русской равнины, мечтающих спуститься еще и чуть поюжнее, на Кубань и Причерноморье, но там уже осваиваются, утомленные жаждой степные кочевники и их скот и спускаются с уже переселенного (лесная зона гор поднимается к вершинам, а их не так уж и много) Кавказа, горные жители. По просторам Севера перемещаются редкие стаи ресурсопромышленников (нахапали, разорили, продали в «центре», а там «хоть трава не расти, хоть потоп» - не моё (не мой, одним словом – немцы)), растлевая остатки аборигенов (ресурсникам надобны ресурсы (рыба, зверьё, лес, алмазы, золотишко), а не продукты их жизнедеятельности – всё только на продажу, а не для жизни: «у вас товар, у нас купец».
Многие могут возразить против такой оценки ситуации Поморья начала III века: какие аборигены, какие гипербореи? Ведь «русская колонизация» европейского Севера началась только в XII веке вначале новгородцами, а затем и московитами, а до этого там обитали редкие племена карелов, ненцев и коми (одним словом финоугров). Ну да, была еще какая-то чудь (ненцы их сииртя называли, а лопари, смешно сказать, шведами), ну так она «под землю ушла» - испарилась, даже косточек не осталось. Причем заметьте: эта чудь, как колобок, от этого ушла, и от этого ушла, только от этого не ушла (от поморов: многие ведут (вернее вели еще в 19 веке) своё родословие от чуди). Люди! У вас здравый смысл имеется? Посмотрите на рисунок 45! Что было на планете в XII веке? Вот именно, наступало «малое последнее оледенение»: чудные всё же эти новгородцы – нормальных людей с наступлением зимы на юг тянет, а эти на север потащились, осваивать бескрайние просторы, покинутой нормальными финоуграми, ледовой пустыни – не иначе как адреналина или каких грибков съели или выкурили. Да! Вот этот пичёк потепления-жары в начале XI века заставляет о многом задуматься. Вспомним: Развивающееся потепление исключительно благоприятно для гумидной (субарктической и умеренных широт) зоны и крайне неблагоприятно – для аридной зоны – неушто пустыни юга и до Новгорода Великого докатились. Да даже если и так, то, тем более, крайне не разумно для человека разумного не поселиться в этом «раю» Поморья VI-XI веков н.э., когда на Юге «бушует» днем-летом нестерпимая жара, ночью-зимой холод (влаги нет, а, следовательно, нет и аккумулятора солнечной энергии), а по пустынным просторам степей носятся орды голодных пастухов-кочевников (чтобы такое себе представить, поезжайте с палаткой в Сомали, Афганистан-Пакистан или Эфиопию без «прикрытия» Красного Креста и «зеленых беретов») . Вот уж и не кажуться безумными фантазиями викингов их саги IX века, когда они прибыли в Биармию-Беломорье и нашли там столько народу, что убоялись даже к берегу подойти (и это воины-мореходы, наводившие ужас тогда на всю Европу).
Понятно, что если и существовала Поморская цивилизация VI-XXIвеков, то должны сохраниться материальные и исторические свидетельства этого. Так они и есть повсюду, только мы смотрим, но не видим их. Ситуация просто парадоксальная: чтобы увидеть следы Поморья, мы должны стереть-разрушить «шедевры» мирового искусства (кто ж нам позволит это сделать?), которые «намалевали» поверх старых полотен.
Возьмём к примеру первейшее достоинство поморов (уже из названия раз поморы, то у моря) – поморский флот.
Продолжение следует.....