Вопрос: Анри Бергсон тоже предлагает философию интуиции. Разве его подход и дзэн – это не одно и то же?

[292x423]Кажется, будто бы это одно и то же, но это не дзэн, и быть им он не может. Бергсон – это философ, великий философ, но у него нет опыта. Он говорит об интуиции, говорит обстоятельно и забирается в самые непролазные дебри, но всё, что он говорит, приходит от интеллекта. У него речь даже об интуиции интеллектуальна. Вы можете говорить о сердце от головы – запомните, такое возможно. Вы можете думать, что чувствуете, но это будут лишь мысли. Человек столь утончён, такой он обманщик… Вы можете говорить о сердце от головы, вы можете думать о чувствах, вы можете быть очень логичны насчёт любви.

Бергсон весьма притягателен, поскольку он говорил об интуиции. Он был противником интеллекта. Но всё, что он говорит, – интеллектуально. Интуиции в его опыте нет. Дзэн же требует экзистенциального опыта. Вы обнаружите многие вещи, выглядящие как дзэн, но никогда не найдёте ничего в действительности подобного дзэну. Они могут казаться такими, но по существу они не таковы. Внешне они могут быть схожи; да, оболочка может быть идентичной, но содержимое – совершенно разное.

Уильям Барретт[1] вспоминает, как его друг пришёл повидать Мартина Хайдеггера, великого немецкого философа. Когда он пришёл увидеться с ним, Мартин Хайдеггер читал одну из книг Судзуки. Естественно, друг поинтересовался его увлечением Судзуки и дзэном, и философ ответил: «Если я правильно понимаю этого человека, то это я и пытался сказать во всех своих книгах».

Но и Мартин Хайдеггер рассуждает, философствует, строит теории. Он великий философ – как и Бергсон, даже основательнее Бергсона, его работы очень проникновенны, срывают печать за печатью, – но он очень далёк от любого сатори или самадхи, он очень далёк от любого просветления.

И временами он будет вести себя столь же глупо, как и любой простой человек. Когда Адольф Гитлер стал очень-очень влиятелен, Хайдеггер оказался в числе его сторонников. Будда на стороне Адольфа Гитлера? Невероятно! Так Мартин Хайдеггер стал фашистом. Он вёл себя, как простой человек – без  понимания или прозрения.

В такие моменты вы видите, что очень легко говорить о великих вещах, но вот выказывать своё понимание в повседневной жизни… Как чудесно заправляться бензином, как чудесно носить воду – самые простые вещи должно пронизывать подобное понимание. Ваше обычная жизнь должна стать светоносной, каждое ваше мгновение должно содержать в себе свет.

[300x420] Вся эта обстоятельность была бессмысленной, оказалась пустышкой, по-настоящему её-то и не было. Он был таким же фанатичным немцем, как и любой другой немец. Можно простить это другим, но не Мартину Хайдеггеру. И здесь произошло точно так же. Индира Ганди мало-помалу превращалась в диктатора, и Ачарья Виноба Бхаве[2] поддерживал её. Он истолковывал её диктатуру как замечательный урок дисциплины: начался великий век, век дисциплины. Вы можете очень легко истолковать диктатуру как дисциплину, и этим Виноба Бхаве показал, какое у него было прозрение, – никакого.

Помните, вы должны наблюдать, как люди живут, а не о чём они философствуют. Философии ни к чему не приводят, они – просто словесная игра для ума. На смертном одре Карл Густав Юнг читал книгу Чарльза Лука[3] «Учения чань и дзэн». Это была последняя книга, которую он прочёл, – это была книга, с которой он умер. Перед смертью он намеренно просил секретаря написать автору, Чарльзу Луку, и сообщить, что он был весьма воодушевлён. Он говорил: «Скажите Чарльзу Луку, что когда я прочитал, что сказал Сюй-Юнь[4], я ощутил, что и сам мог бы сказать точно так же. Это было самое оно».

Но, опять же, это было только интеллектуальное понимание. Юнг не медитировал – он был великим аналитиком, великим наблюдателем человеческого ума, великим исследователем мифа, бессознательного, но он не медитировал вовсе. Фактически, он избегал всех видов медитации – более того, медитации он боялся.

Когда он приехал в Индию, Рамана Махарши был жив, но Юнг не захотел увидеться с ним. Многие люди говорили ему: «Вы – искатель глубин человеческого существа, а здесь есть человек, которого мы зовём Бхагван[5]. Раз уж Вы приехали в Индию, идите к нему, а иначе упустите Будду. Идите и взгляните на него, сделайте глоток его воздуха – света, которым он жив. Вы размышляете о Будде, Вы размышляете о Лао-Цзы, Вы размышляете о Христе – почему бы не посетить Раману Махарши?» Но он избегал его. Он отправился посмотреть Тадж-Махал, но не захотел увидеться с Раманой Махарши.

[314x468]У меня такое чувство, что если бы Будда был жив, он не захотел бы увидеться даже с Буддой. Или если бы был жив Иисус, он не захотел бы увидеться с ним. Почему? Чего он боялся? Это был глубинный страх; он боялся Востока как такового. На Западе он полагал, что Запад не должен изучать восточные пути, такие как йога, тантра, дзэн. На протяжении всей своей жизни он полагал, что Запад не должен изучать восточные пути, потому что западный ум совершенно иной, он по-другому устроен – восточные идеи могут внести в западную психику полный разлад.

Он никогда не медитировал. И очень боялся смерти. Не только смерти – он очень боялся даже мёртвого тела. Он собирался поехать в Египет посмотреть на древние мумии – это было его давнишнее желание. Не менее семи раз он заказывал билет и семикратно отказывался от него. Однажды, в последний раз, он даже приехал в аэропорт, но в конце концов вернулся обратно. Он стал бояться даже вида древних мёртвых тел – потому что они напоминали о его собственной смерти, они напоминали о том, что должно было произойти с его телом. Это приносило большую тревогу.

Итак, этот человек мог читать о дзэне, даже мог осознать его истинность, даже мог почувствовать, что интеллектуально находится с ним en rapport[6], мог даже сказать: «Я ощутил, что мог бы сказать точно так же, как сказал Сюй-Юнь. Это оно». Но утверждение Сюй-Юня «Это оно» является экзистенциальным утверждением, а когда так говорит Карл Густав Юнг, оно становится философским утверждением – это как если бы слепой говорил о свете.

Таковы логики. Они очень-очень рациональные люди, но не очень разумные. Запомните, если вы рациональны, это ещё не значит, что вы разумны. Сам факт того, что рациональный человек рационален, означает, что он не может быть разумным – потому что быть разумным означает оставить место также и для неразумия. Быть разумным означает принять парадоксальность жизни. Быть разумным означает не искать только жизни – есть и смерть, примите её. И не думайте только о Боге – есть и дьявол, примите его. Есть как свет, так и тьма – примите и то, и другое.

Разумный человек – это большое принятие, большая восприимчивость. В его уме нет никаких предрассудков; в его уме нет никаких предположений. Его ум открыт, открыт совершенно. Рациональный же человек открыт не настолько. Он искушён в логике – но логика сделана людьми, логика разработана нами. Логика – это только половина нашего мозга, другая же половина остаётся голодной.

[236x346] Я не говорю, что вторая половина – это медитация, запомните это. Одна половина логична, вторая нелогична. Когда вы выходите за пределы обеих, когда вы превосходите обе – вот тогда происходит медитация. Запомните, медитацией не является ни мышление, ни чувство. Мышление – это половина, и чувство – это половина. Когда мышление и чувство превращаются в единое целое, они исчезают. Теперь вы не можете назвать их мышлением или чувством: они превзошли и то, и другое, они являются чем-то большим – родилось что-то новое. Целое не является общей суммой своих частей. Когда рождается целое, части растворяются в чём-то новом, в чём-то совершенно новом.

Итак, в мире трансцендентального два плюс два равно пяти, а не четырём. В обычном мире два плюс два равно четырём; в мире же медитации, целостности, совокупности два плюс два никогда не равно четырём, а только пяти – потому что целое больше суммы своих частей. Появляется что-то новое. Когда вы кладёте часы рядом, появляется тиканье. Когда вы разделяете на части, «тиканье» исчезает. Подобное «тиканье» – трансцендентальная вещь: это жизнь, это медитация; в конечном счёте, «тиканье» – это и есть Бог.

Логика не может принести вам подобное «тиканье». Всегда помните: логика – это проститутка. Логика может пойти с кем угодно – с любым, кто готов заплатить. Логика – это софистика. Вы можете использовать логику в поддержку Бога, вы можете использовать ту же самую логику против Бога. Вы можете использовать логику в поддержку медитации и ту же самую логику – против медитации. В логике нет любви, в ней нет искренности. Логика очень неискренна.

В греческой философии был долгий период, когда преобладали софисты. Они были настоящими логиками, они были чистыми логиками, лжецами. Они говорили: «Мы не утверждаем, что есть истина. Скажите мне, что такое истина, и мы докажем вашу правоту». И если бы ваш оппонент пришёл к ним и сказал: «Истина вот в чём, и я заплачу вам больше», – они доказали бы и это.

Послушайте следующий маленький анекдот. Г. К. Честертону приписывают рассказ о хитроумном разбойнике, который в конце концов был взят в плен королевскими войсками. Король – большой любитель игр и загадок и очень-очень известный логик – поставил разбойника перед следующей задачей: «Ты можешь сделать одно утверждение. Если ты скажешь правду, то пойдёшь на расстрел, если же ты солжёшь, то будешь повешен». Вот это дилемма так дилемма!

[282x338] Король сказал: «Если ты скажешь правду, то пойдёшь на расстрел. Сделай утверждение, одно-единственное утверждение. Если ты солжёшь, то будешь повешен».

И разбойник смутил его – потому что он тоже был логиком – следующим ответом: «Я буду повешен».

Раскусили? Если это правда, то сложность заключается в том, что король сказал: «Если ты скажешь правду, то пойдёшь на расстрел». Если правда состоит в том, что он будет повешен, то он должен быть расстрелян – но тогда его утверждение становится ложным. Если же оно ложно, если это неправда – ведь король сказал: «Если ты солжёшь, то будешь повешен», – тогда он должен быть повешен. Но в таком случае оно становится истиной.

Такова логика – это игра. Никогда не полагайтесь на логику, никогда не рассчитывайте на философию. Чрезвычайная уверенность людей в логике и философии разрушила все возможности для религии. Религия больше логики, она больше философии.

Дзэн – это чистая религия, это опыт. Это приглашение отдаться существованию, танцевать с бытием – вот что такое медитация. На мгновение вы исчезаете, вы становитесь частью этого великого танца. На мгновение вы больше не являетесь собой, вы становитесь сущностью целого. Да, поначалу это лишь мгновение, когда падает луч, и растворяется тьма, и вы находитесь в танце – в том же самом танце, что и звёзды, и планеты, и солнце, и луна; в том танце, которым сменяются времена года, и приходит весна, и расцветают цветы. На одно мгновение вы присоединяетесь к этому танцу. Так шаг за шагом вы становитесь всё более и более осознающим возможность выскользнуть в него ещё и ещё.

Так вы становитесь более плавным, и вы снова и снова выскальзываете в него, ещё и ещё. И однажды вы начнёте в нём пребывать. И тогда вас больше нет, и тогда впервые вы есть. Пусть вас никогда не введут в заблуждение ни Бергсон, ни Мартин Хайдеггер, ни Карл Густав Юнг.

Дзэн – путь парадокса, т. I (1977)