Перепечатываю довольно интересные рассуждения Ю. Крупнова о моделях государства в современном мире.

ГИПЕРИМПЕРИЯ США ИЛИ МИРОВАЯ ДЕРЖАВА РОССИЯ? 

© Ю.В. Крупнов (Россия)
Помощник депутата Государственной думы Российской Федерации

РЕФЛЕКСИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ И УПРАВЛЕНИЕ №1, том 4, 2004.

Величайший перелом Человечество в 21 веке становится рефлексирующим, то есть выявляющим условия, предельные основания и цели своего существования. Заканчивается и переходит в новое качество старое «осевое время» о котором полвека назад в книге «Истоки истории и её цель» писал немецкий философ Карл Ясперс: «Эту ось мировой истории следует отнести, по-видимому, ко времени около 500 лет до Р.Х., к тому духовному процессу, который шел между 800 и 200 годами до Р.Х. Тогда произошел самый резкий поворот в истории. Появился человек такого типа, какой сохранился и по сей день. Это время мы будем называть осевым».
Сегодня же мы находимся в «поворотной» точке или, если использовать известное выражение Ильи Пригожина, в «точке бифуркации». Выдающийся русский логик и социолог А.А.Зиновьев утверждает, что «после Второй мировой войны начался величайший перелом в социальной эволюции человечества...». Известный американский социолог Иммануэль Валлерстайн в 1997 году также заявляет, что «современная миросистема, как система историческая, вступила в стадию завершающегося кризиса и вряд ли будет существовать через пятьдесят лет...».
Что же является особенностью переживаемого величайшего перелома? Как его можно попытаться охарактеризовать?
Перелом состоит в том, что не работают известные способы общественной организации; возникает необходимость определения новых способов и нового миропорядка, что потребует целенаправленного преобразования и развития мира и, соответственно, появления человечества как субъекта и единой организованной силы решения мировых проблем.
Если в первом «осевом времени» через предшественников Иисуса Христа произошло явление в мир «Я-сознания», принципа личности и было положено начало «оси мировой истории» (по Г.Ф. Гегелю), самому деятельному и преобразующему отношению к миру, то теперь требуется реализация принципа личности по отношению ко всему мировому целому как единственная возможность поддержания справедливого миропорядка.
Сегодня уже невозможно верить лишь в «объективные тенденции», поскольку они непосредственно создаются самим человечеством и на деле оказываются не внешними «естественными процессами», а реализуемыми проектами.
От человека теперь требуется действовать не только в мире, но и с самим миром. Мировоззрение теперь начинает определяться по мировому действию. Универсальной чертой грядущего нового «осевого времени» становится мировое развитие, способность его программирования и организации.
Для этого требуются и уже возникают новые типы государственности.

Новые государственности 21 века

Государственность есть форма существования народов во всемирной истории и, таким образом, инструмент реализации личного и общественного спасения и бессмертия. Именно поэтому она является самой интимной стороной человеческой жизни. И глубоко неправы те, кто противопоставляет ей личность, смешивая с государственностью госаппарат и, соответственно, перенося на государственность малоинтересные ситуации противостояния «человека и государства», «государства и гражданского общества». Именно в государственности личность человека получает наивысшую реализацию и выявляет себя в полной мере. По крайней мере, российская государственность начинается с личности и существует вокруг принципа личности. В первой половине XIX века родоначальник русской философии И.В. Киреевский определил, что «в устройстве русской общественности личность есть первое основание»Критикуя либеральное непонимание и даже опошление государственности, когда её сводят к бездушной и призванной обслуживать бюргеров машине, немецкий философ и правовед Карл Шмитт выдвинул следующую формулу: суверенитет есть способность устанавливать чрезвычайное положение. Здесь очевидно представление государственности как активной творческой силы, субъектной и самодействующей, чувствительной к опасности уничтожения, к угрозе смерти.
Такое представление показывает подчинённый и вторичный смысл другой известной формулы, которую, в частности, подробно описал Макс Вебер: суверенитет и государственность существуют в монополизации применения насилия.
Но и шмиттовское понятие государственности сегодня недостаточно. Государственность не просто сила, способная «вздрагивать» от угрозы, «просыпаться», мобилизоваться и защищаться при необходимости. Государственность сегодня — это способность относиться ко всей тотальности миробытия, эпохальным вызовам и мировым проблемам, способность упорядочивать международные отношения и принимать на себя ответственность за мировое развитие. Государственность 21 века есть способность производить миропорядок.
Что это означает? Как можно представить такую государственность?Во-первых, изменилось пространство или поле ответственности государственности: она принуждена быть общеземной или повсюдной. Повсюдность — это термин русского мыслителя В.И. Вернадского, который неоднократно писал о ней как ведущей характеристики жизни тотально и неограниченно распространяться и всюду проникать, образуя оболочку Земли — биосферу, укутывая ею Землю как планету.
Не только национальные государства (классическое nation-state), но даже и классические империи никогда не претендовали на реализацию своей власти в буквальном всемирном масштабе.
Британская или Российская империи, к примеру, потому и сталкивались на своих границах, что у них были ясные и натурально, физически, существующие границы. Британское Содружество (Commonwealth), охватывая страны на всех континентах, оставалось при этом неповсюдным и частичным, покрывало Земной шар пусть большими, но «пятнами».
Совсем другое дело, когда государственность начинает распространяться по всему Земному шару и стремиться к деятельному присутствию в буквально каждой его точке, когда сам Земной шар, или, как его определяют геологи, геоид, становится рутинным и банальным предметом государственной работы, становится ведущим условием решения стратегических задач.
В военной доктрине США появляются, к примеру, такие характеристики боеспособности вооруженных сил как возможность одновременно вести в любых точках Земного шара две локальные войны. Или возникают такие рабочие определения как «ось зла» президента Дж. Буша-младшего, когда подобная «ось» включает в себя не частное земное пространство своей империи, которое взбунтовалось, а последнее оставшееся недоосвоенным для США пространство Земного шара.
Для всех, кто внимательно анализирует так называемую «войну с международным терроризмом», очевидно: она является в первую очередь средством полагания всеохватного господства, когда «глобальные террористические сети» выступают не столько угрозой для США, сколько обозначением всеземного объекта действия и присутствия.
О повсюдности действия новой американской государственности чётко заявлено в доктрине преэмптивной войны (preemptive war), которая была представлена Дж. Бушем 17 сентября 2002 г. в виде ежегодного официального документа «Национальной стратегии обеспечения безопасности США» (National Security Strategy of the United States): «США находятся в состоянии войны с террористами, которая ведётся повсюду на Земном шаре... Мы уничтожим террористические организации посредством ... определения и уничтожения любой угрозы до того, как она достигнет наших границ. При всём стремлении США всегда и везде заручаться поддержкой международного сообщества, мы, если необходимо, ни в коем случае не остановимся перед принятием односторонних решений и действий в целях реализации нашего права на самозащиту посредством преэмптивного действия против террористов, чтобы не дать им возможности свободно действовать против наших сограждан и нашей страны».
Общеземной масштаб становится определяющей характеристикой государственности. Для мыслящей государственной элиты девизом становится перевёрнутая популярная формула 80-х годов прошлого века: «Мысли глобально и действуй глобально» (старая формула: «Мысли глобально, действуй локально» — Think globally, act locally).
Во-вторых, государственность 21 века получает свою легитимность и динамизм в предложении всем народам и странам мира наилучшего универсального порядка.
Неоднократно высказывал свою позицию по вопросу мироустройства президент США Дж. Буш-младший. Так, выступая 1 июня 2002 года перед выпускниками знаменитого Вест-Пойнта — главной Военной Академии США — он однозначно заявил, что на конец прошедшего века «выжила и оказалась дееспособной только одна-единственная модель прогресса человечества» («a single surviving model of human progress») и что Вест-Пойнт является стражем тех ценностей, формирующих солдат, которые, в свою очередь, формируют историю мира» («the guardian of values that have shaped the soldiers who have shaped the history of the world», The New York Times, 02.06.2002).Чрезвычайно показательным является это выражение «to shape the history of the world», которое вполне возможно перевести не просто как «очерчивание истории мира», но и как мирошейпинг – тот главный бизнес, которым и призвал заниматься элитных офицеров — завтрашний костяк армии США и НАТО — Дж. Буш.
И совсем неудивительным в рамках универсалистской логики новой государственности, которая стремится распространять и «экспортировать» свою версию наилучшего мироустройства, следующее, к примеру, высказывание советника президента США по национальной безопасности Кондолизы Райс от 14 марта 2004 года по телеканалу NBC: «Мы считаем, что лучшее, что может сделать Россия — это попытаться проводить в жизнь западные и демократические ценности».
Поворот к повсюдным или геоидным государственностям, изначально охватывающим весь Земной шар, начал происходить с появлением ядерного оружия, способного напрямую и фактически поражать любую его точку, и с всемирных СМИ, медиа-сетей, которые не только пронизывали весь земной эфир, но и стали тиражировать и навязывать всему мировому населению образы «лучшей системы» (разумеется, разных для двух сверхдержав). Своё окончательное выражение и закрепление данный поворот получил с началом освоения космоса, когда появились люди, посмотревшие на Землю из Космоса, извне, «оттуда», и когда через фото и телевидение эти картины геоида стали доступными для всех.
Наряду с пространственным охватом человечеством всего Земного шара большое значение имеет невиданный рост народонаселения и формирование человеческих масс, что имеет не только негативный смысл, выраженный в известной работе Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», но и позитивный, интересно описанный немецким теологом Р. Гвардини: в первые годы после Второй мировой войны он зафиксировал конец нового времени и появление «людей массы».
Если в последние два столетия типичными формами государственности были нации или империи, то сегодня на наших глазах рождаются принципиально новые формы (например, гиперимперии и мировые державы), а старые нации и империи становятся своего рода «строительными кубиками» или глобальной силы-мощи.
Новые государственности рождают совершенно новые переустроительные идеи. Прекрасно выражает это в своём почти поэтическом эссе Майкл Игнатьефф (Michael Ignatieff): «Какое ещё слово, кроме слова «империя» в состоянии описать ту внушающую трепет силу, в которую на наших глазах превращается Америка? Она сегодня — единственная нация, которая определяет ситуацию в мире через пять глобальных военных группировок; держит под ружьём более миллиона мужчин и женщин на четырёх континентах; размещает авианесущие боевые соединения в состоянии полной готовности в каждом океане; гарантирует безопасность и выживание самым разным странам от Израиля до Южной Кореи; приводит в движение маховик глобальной торговли и коммерции; наполняет сердца и умы повсюду на Земли своими мечтами и желаниями.
Быть новой имперской державой, однако, означает гораздо большее, чем представать самой влиятельной и сильной или самой ненавидимой нацией.
Быть сегодня империей – значит: – навязывать необходимый в мире порядок и делать это в американских интересах;– устанавливать правила, которые Америка пожелает (во всём: от рынков до оружия массового поражения), освобождая себя от каких бы то ни было правил (Киотский протокол по контролю за изменением климата и Международный уголовный суд), которые идут вразрез с её интересами; – нести имперские функции в тех регионах, которые Америка унаследовала от потерпевших крушение империй 20-го столетия – Османской, Британской и Советской.
В 21 веке Америка правит одна, вступая в борьбу за наведение порядка во всех мятежных зонах типа Палестины или северо-западной границы Пакистана (назовём пока только эти точки) — везде, где обнаруживаются грехи империй прошлого...».
На смену цивилизаторской миссии, например, покорения Западом Востока, приходит поэтика всеземного переосвоения и глобальной структурации, геоидного упорядочивания. Здесь уже недостаточной оказывается энергия покорения — эксплорации (exploration) и начинает часто использоваться по отношению к социально-политическим системам слово «переделка» – римейк.
Открытая в 20-х годах прошлого века усилиями Эдуарда Леруа, Тейяра де Шардена и Владимира Ивановича Вернадского ноосфера (сфера разума), сегодня превращается в объект проектирования и освоения, в поле деятельности, в почти материал для современной американской государственности — в ноополитику (noopolitik). Под ноополитикой авторы понимают возникающие в конце XX столетия метод и искусство государственного управления, которое основано на первостепенности глобального обмена идеями и ценностями посредством «проникающей «мягкой», софтовой, силы-мощи, а не привычной военной «жёсткой» силы-мощи («persuasive «soft power» rather than traditional military «hard power»), что даёт возможность государству совместно с глобальными негосударственными организациями решать транснациональные проблемы подходящим для её носителя образом. Наконец, в подтверждении мысли о рождении новых государственностей следует указать на глобализацию как программу действий консолидирующегося вокруг США Запада повсюду в мире, а не простой рост абстрактной взаимосвязанности всего со всем.
Для обозначения глобализации как особого вида государственности приходится вводить парадоксальные, на первый взгляд, термины типа «внутренняя глобализация» или, для России, «внутренняя геополитика». Так, Элуа Лоран, профессор экономики парижского Института политических исследований, обсуждая то, как европейцы вынуждены защищаться от «либеральной глобализации», которую им навязывают США, указывает на особый её характер: она фактически выступает формой американской государственности и поэтому является «внутренней глобализацией» («mondialisation interieure»). «Американская экономика является относительно закрытой, но каждый очередной шаг экономической интеграции во внешний для США мир неуклонно приводит к усилению американского политического порядка».
Соединённые Штаты Америкии в качестве примера государственности нового типа приходится описывать исключительно для большей наглядности. Все другие сильные государственности, включая Европейский Союз, Китай, Японию, пока что формируют основы своей глобальной государственности не в столь явной форме, а Российская Федерация в этом плане пока ещё и «не просыпалась».
Однако было бы ошибкой принимать происходящее за частное дело США или англо-саксонского мира и Запада. США становятся повсюдными не потому, что они США и что в их «природе» и традициях заложен некий ген глобальной всеохватывающей государственности. США становятся глобальными, поскольку любое историческое действие в 21 веке для любого народа требует именно такой – глобальной, геоидной и повсюдной – формы государственности.
И в этом плане у России нет никакого выбора. Россия и её народы, прежде всего, русские, чтобы продолжать реализацию своего всемирно-исторического призвания, должны также построить свою новую повсюдную геоидную государственность. Если народы России откажутся строить такую государственность или попросту не сумеют это сделать, тогда они будут уже через десятилетие вычеркнуты из истории.

Грядущие миропорядки

Итак, в 21 веке мировую ситуацию будут определять всемирные повсюдные государственности, производящие миропорядки. Однако выделение такой общей для всех государственностей характеристики явно недостаточно для того, чтобы ответить на насущные вопросы разных народов и, тем более, для того, чтобы практически приступить к строительству собственного миропорядка.
Несчастьем мировой политики — как практики, так и теории — является дефицит рефлексии. Отсюда возникает сумеречное сознание, носители которого не в состоянии справляться с возникающими в мире ситуациями. Рефлексия позволяет выводить сознание из сумеречного состояния, поскольку требует обязательного освещения и прояснения как минимум пяти позиций:
1) выявление и определение всех действующих лиц, в нашем случае, всех одновременно существующих или нарождающихся повсюдных или всемирных государственностей; 2) обнаружение и описание базовых процессов, которые задают жесткие требования к действующим лицам, их управленческим решениям, определяющим развертывание мировой ситуации и долгосрочный всеобщий смысл действий; 3) построение наиболее эффективного метода действия каждой государственности;4) традиционные основания (историко-культурный геном) и вектор продвижения в будущее; 5) уникальная форма государственности, которая позволяет в новых условиях действовать своим народам во всемирной истории, быть субъектом мировой политики.
Все эти пять позиций в совокупности определяют принцип каждой государственности, который, в свою очередь, влияет на её прагматику, перспективность, основательность и мощь. В этом плане государственности, как и все практики, становятся рефлексивными.
Искусственное и в определённом смысле техническое отношение к государственностям не только не отрицает, но и, наоборот, требует прямого обращения к вековым и тысячелетним традициям, поскольку государственности образуются и «вырастают» в исторические сроки.Кратко укажем на некоторые динамичные государственности и возможные миропорядки, которые они задают.
Существенно значимые в данном отношении процессы происходят в Японии. Отсчет японского летоисчисления и дата основания японского государства, как известно, правительством Мэйдзи во второй половине XIX века была установлена с 1 января 660 года до н.э. Как считается, именно с этого года вступил на престол первый полумифический император Японии («Ниппон» или «Нихон» — «Начало Солнца»), прямой потомок богини Солнца Аматерасу (небесное сияние) и основатель нынешней династии Дзимму. Он, согласно хроникам, ставил для Японии задачу мирового господства и провозгласил соответствующий лозунг «Хакко итиу», что означает «восемь углов под одной крышей».
Понятие «хакко итиу» исходно означало всеобщий принцип гуманности, который следует распространять на весь мир. В период Токугава это изречение стало толковаться как идея верховенства Японии над миром. Осуществить принцип «хакко итиу» надлежало путем обеспечения «единства императорского пути» — «кодо». Император Муцухито (первый после свержения сёгуната в ходе буржуазной революции 1867–1868 гг. — Мэйдзи исин — император Японии; после смерти стал именоваться императором Мэйдзи) в своем рескрипте от 1871 года официально провозгласил эти два принципа ведущими для Японии.
Именно идея «Хакко итиу» составляла ядро «меморандума Танака» (1927 год), составленного генералом Танака Гиити, занимавшего тогда пост премьер-министра, для императора Хирохито. В преамбуле меморандума указывалось: «Для того, чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того, чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные малоазиатские страны, Индия, а также страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймет, что Восточная Азия наша и не осмелится оспаривать наши права. Таков план, завещанный нам императором Мэйдзи, и успех его имеет важное значение для существования нашей Японской империи.
Признание японского верховенства в Азии вошло одним из важнейших пунктов в Тройственный пакт Германии, Италии и Японии, подписанный 27 сентября 1940 г.. В ходе Второй мировой войны Япония практически начала захватывать и объединять «восемь углов под одной крышей» всей Восточной Азии в целях создания «Великой сферы сопроцветания Восточной Азии». Однако идея «Хакко итиу», вовсе не ограничивалась Восточной Азией, а касалась всего Земного шара, все «углы» которого и должны были быть объединены единым островным центром.
В документах Токийского процесса, который стал судом над главными японскими военными преступниками в Международном военном трибунале для Дальнего Востока, указывалось, что «понятия «хакко итиу» и «кодо» в конце концов стали символами мирового господства, осуществляемого при помощи военной силы».
Очевидно, что сегодня идею «восемь углов под одной крышей» следует воспринимать во всей её сложности и без однозначно милитаристского идеологического налёта в качестве основания Японии для её участия в соревновании современных государственностей на тысячелетних традиционных основаниях.
Страна активно строит свою новую государственность. В частности, идут жаркие споры по поводу возвращения в качестве официальных символов и образа Японии гимна «Кимигайо» и флага «Хиномару», которые американские оккупационные власти после капитуляции Японии включили в число запрещенных символов милитаризма.
Немаловажной является и инициатива Японии по разработке концепта «единая азиатская нация» (the asian nation), который активно предлагается странам Восточной Азии и, в частности, был представлен в книге премьерминистра Малайзии до ноября 2003 года Мохамада Махатхира и губернатора Токио Синтаро Исихары «Голос Азии».
Сегодня также наблюдаются тенденции роста мирополитической субъектности Германии, что, в частности, проявилось в открытом выступлении канцлера Шрёдера против агрессии США в Ираке. Такое «восстановление» полноценной германской государственности стало итогом длительного подспудного процесса переосмысления и нередко прямого отрицании «программы по перевоспитанию немецкого народа», навязанной американцами после Второй мировой войны, а также результатом интенсивно разрабатываемой немецкой элитой собственной версии грядущего миропорядка через доктрину «европейской оборонной идентичности».
Наконец, укажем на Китай, который активно ищет формы собственного миропорядка.
Китаевед М.В. Исаева так описала традиционные тысячелетние основания позиции и мировой политики Китая: «Имперская доктрина, получившая окончательное оформление в эпоху Хань, опиралась на идею разделения мира на две абсолютно равные по своим качествам части: Китай, с одной стороны, и все остальные, окружающие его территории, населённые варварами, с другой. Осознание китайцами этого исторического «первенства» во многом и определило их видение мира.
И ещё: «Как очень верно отметил А.С. Мартынов, регулярные присылки посольств с подношениями к императорскому двору являлись, наряду с небесными и другими знамениями, показателем правильного функционирования универсальных космических процессов, в том числе результативности мироустроительной деятельности императора, выступавшего как главное гармонизирующее начало в мире и аккумулировавшего в себе животворящую силу «дэ».
Немного можно добавить к этой почти вечной для Китая характеристике принципа его государственности.
Итак, новые государственности, одинаково вынужденные строить свои планы и действия в масштабе Земного шара, являются абсолютно разными и имеют между собой несводимые различия. И такие различия необходимо видеть, поскольку они являются неслучайными и непосредственно определяющими принципиально разные и несводимые проекты миропорядков. В многообразии предлагаемых миропорядков нет ничего общего с так называемой многополярностью. Она предполагает несколько «полюсов», которые отличаются друг от друга прежде всего культурно-исторически и имеют автономные ниши и собственные географические регионы. А наличие нескольких государственностей, которые производят разные миропорядки, означает то, что все государственности мира в итоге будут включены в тот или иной побеждающий миропорядок: каждое государство или станет определять тотальность мирового целого, или станет частью такого целого.
При этом речь не идёт об обязательном господстве государственности, которая предложит победивший миропорядок. Речь идёт не о господствеподчинении и, тем более, не о разрушении других государственностей, а о предложении именно наилучшего миропорядка, т.е. изначально построенного на взаимоусилении, синергии и кооперации всех существующих государственностей.

Мировая держава как уникальная форма государственности

Российская форма государственности в 21 веке — мировая держава, поскольку Россия предлагает кооперацию всех новых государственностей и принятие их миропорядков в качестве базиса своей российской версии миропорядка.
Мировая держава — это государственность, которая программирует и определяет мировое развитие через наращивание собственной полноценной жизни на традиционных основаниях. Это любая государственность, которая заметна на мировой арене или имеет существенное влияние в мировой политике. Мировая держава является уникальной формой государственности исключительно России.
К сожалению, отсутствие соответствующей теории приводит к грубым смешениям и незаконным отождествлениям в характеристики форм абсолютно разных государственностей. Очень часто слова «нация», «империя», «держава» употребляются неадекватно даже в академических научных монографиях. Так, всем представляется значимым, что нации являются обычно небольшими и неагрессивными, «тихими», а империи и державы на этом фоне должны одним называнием вызывать чувство уважения или даже страха. Хорошим примером некорректного отношения к фундаментальным понятиям может служить употребление выражения «мировая держава».В русских переводах знаменитой ныне книги Збигнева Бжезинского «Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы» ключевое утверждение мэтра геополитики и геостратегии переведено следующим образом: «В результате краха соперника Соединенные Штаты оказались в уникальном положении. Они стали первой и единственной действительно мировой державой». Соответственно и название самой важной главы книги также переведено как «ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ДЕРЖАВА».
Однако, в оригинале речь определенно идёт совсем не о мировой державе, а о, буквально, the Global Power - т.е. о глобальной власти или глобальной силе-мощи: «The collapse of its rival left the United States in a unique position. It became simultaneously the first and the only truly global power». Соответственно, и глава называется в оригинале по-другому: «THE FIRST GLOBAL POWER». Выражение «the global power» нельзя переводить как мировая держава, поскольку «the global» следует переводить как глобальный, т.е. относящийся к Земле как шару, как к физическому телу, а «power» следует переводить как власть или как силу-мощь, с акцентом на силовые и мощностные характеристики власти. Например, в самых первых строках той же книжки Бжезинского ясно показано значение слова «power»: «С самого начала активного политического взаимодействия континентов, которое случилось около пяти столетий назад, Евразия стала центром мировой власти» («Ever since the continents started interacting politically, some five hundred years ago, Eurasia has been the center of world power»). Весь смысл употребления слова «power» связан исключительно с властью и с силовыми действиями, а выражение «the global power» фактически означает ту силу, которая имеет власть над миром. Соответствующим образом строится и вся работа Бжезинского, которого можно считать одним из самых талантливых и образцово-показательных выразителей духа англо-саксонской геополитики. Сплошь и рядом ключевые слова и термины этой геополитики власти: «глобальное первенство» (global primacy), «глобальная гегемония» (global hegemony), «господство над миром», «экспансия», «захват», «приз — Евразия» и т.п. и т.д.
Хорошей иллюстрацией полного произвола в употреблении словосочетания «мировая держава» является также перевод программной статьи государственный секретарь США Колин Пауэлла на русский язык журналом «Россия в глобальной политике», когда в русском варианте статьи раздел называется «СБЛИЖЕНИЕ С МИРОВЫМИ ДЕРЖАВАМИ», тогда как в оригинале госсекретарь называет данный раздел «EMBRACING MAJOR POWERS» и использует внутри данного раздела прозрачное по значению словосочетание «MAJOR POWERS» — крупные и сильные государства.
Итак, global power — это глобальная сила-мощь, глобальная власть, глобальная империя или сверхимперия, гегемонистская «либеральная империя»[29] в целях глобальной гегемонии (global hegemony), тот глобальный центр власти, который, собственно, и является субъектом глобализации. Очень близкое значение к английскому global power имеет немецкое слово Weltmacht («мировая сила-мощь»), которое ввёл в научный обиход в конце XIX века Фридрих Ратцель и которое также неправильно переводится на русский язык как «мировая держава».
Здесь «Macht» – сила–мощь–власть, за которым тот же Ратцель уже отчётливо обозначал экспансию (он выделил «семь законов экспансии») и освоение жизненного пространства (Lebensraum) вплоть до планетарного масштаба. Можно сравнить название знаменитой книги Ф. Ницше Der Wille zur Macht, которое традиционно и правильно переводится на русский язык как «Воля к власти».
Идея мировой державы имеет то общее с немецкой идеей мировой силымощи Weltmacht, что они обозначают планетарное сообщество как мир (Welt). У американцев и англичан традиционно используется слово «global» — глобальный, имеющий отношение к Земному шару, к Земле как шару. Однако идея мировой державы отличается от немецкой идеи тем же, чем и от американской. Держава противостоит идее силы-мощи, то есть. по-английски «power» и по-немецки «Macht». И это главное, потому что держава имеет принципиально иное, сверхвластное и сверхсиловое значение — держать мир.
Глобальная сила–мощь (global power) — это даже не империя, это сверхимперия или гиперимперия. Известный английский историк, специалист по классической Британской империи, автор книги «Империя. Подъём и упадок британского мирового порядка и уроки для глобальной силы-мощи» (Empire: The Rise and Demise of the British World Order and the Lessons for Global Power) Найл Фергюсон (Niall Ferguson) считает неправильным отождествлять Британскую империю XIX-го века и американскую гегемонию нашего времени, поэтому и разводит их в одной из рецензий, вынося это различие в заглавие: “Hegemony or Empire?”.
В другой своей работе Н. Фергюсон напрямую отождествляет современные США с силой-мощью (power) самой по себе: «Что есть сила–мощь ?» — задаётся вопросом Толстой в конце романа «Война и мир». Сегодня большинство людей не затруднятся с ответом: Сила–мощь — это Америка. Соединённые Штаты являются ныне очевидным глобальным гегемоном (the global hegemon). Говоря языком военных, никогда ещё в истории не было подобной супермощи [superpower обычно неправильно переводят как «сверхдержава»]. Впрочем, забудьте слово «супермощь», поскольку США ныне являются теперь тем, что бывший министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин недавно назвал гипермощью (a hyperpuissance). Далее он показывает, что эта сила–мощь строится, в первую очередь, на военной силе, на «революции в военном деле» («revolution in military affairs», известная программа Пентагона 90-х годов) и на, разумеется, экономической мощи, что и позволяет США тратить почти половину всех мировых расходов на армию и вооружения.
И опять здесь везде power как мощь, сила, власть. Мировая держава – прямая противоположность глобальной силы-мощи и любой империи. Прежде всего, в основе державности – в отличие от имперскости — лежит идея не власти, господства или насилия, а основательности и прочности.
Многие неверно смысл слова «держава» воспринимают автоматически как то, что давит «сверху», воздействуют всей своей силой на нечто маленькое и слабое, что осуществляет насилие, навязывает известное «держать и не пущать». Но значение слова «держава» прежде всего связано с основательностью, стойкостью, выдерживанием, с сохранением — вопреки всему — состояния покоя и величественной недвижности, крепкого порядка. По своему происхождению слово «держава» тесно связано со словом «дёргать» (этимологически также «раздражать», «дразнить», «сердить», «кромсать», «рвать зубами», «тащить к себе рывками» и др.) и выражает обратный этому «дёргать» смысл: сохранять от дёргания и раздёргивания, от любого раздрая. Это очевидно из следующих примеров русской речи 19-го века: «в этих колёсах никакой державы не будет», «для державы железные полосы в стены заложены», «спасибо за хорошую державу в доме». Таким образом, держава — это то, что держит и удерживает, что не позволяет растаскивать мир и ввергать его в непорядок, в хаос. Не менее важна традиция употребления в России слова «держава». Её рассматривают в качестве необходимого земного связующего звена между человечеством и Богом, как реализацию идеи Христа Вседержителя (Пантократора), в Лице которого человечество таинственно соединяется с Богом и через это получает власть над сотворённым миром. Таким образом, держава обозначает мировой центр, который способен находиться в состоянии абсолютного покоя и обеспечивать полноту времён. Не случайно также, что держава, как обязательный символ царской власти, изображая Земной шар, обозначает сам мир, который и надо целенаправленно держать — в царской руке и в порядке — через непрестанную духовную работу восстановления и раскрытия замысла Бога.Так именно держится мир и, по осознанию Ивана Грозного, «Земля правится»: «Земля правится Божиим милосердием и Пречистыя Богородицы милостию, и всех святых молитвами, и родителей наших благословением, и последи нами, государями своими, а не судьями и воеводами, и еже ипаты и стратиги...».
Обеспечивать в мире державу, наивысший возможный порядок — это, вне всяких сомнений, не сладкая мечта обуянных имперской похотью власти, не смысл претензии самозванцев, а тяжелейший державный труд. На этом труде, прежде всего, строится самодержавие, т.е. самостоятельная и самодостаточная, данная от Бога, реализация идеи державы. Держава как прямая связь человечества с Богом не может основываться и строиться на общественном договоре или только согласии гражданских или иных корпораций, сословий, классов и иных общественных групп. Отсюда и русская идея государства как дела поставленного Свыше Государя (что и выражает старое слово «господарство»), а не электората или иного абстрактного и безответственного существа. Быть мировой державой — значит, предлагать и определять наиболее приемлемый для мира, т.е. для личности каждого человека, народа и страны, порядок.
Империя предлагает и навязывает порядок, который удобен только её метрополии, безотносительно к культуре и традиции других народов. Мировая держава — это государственность, способная обеспечивать мировое развитие и решение главных мировых проблем через наращивание собственной полноценной жизни на традиционных основаниях и не за счёт других народов и стран.
Империя организует процветание метрополии за счет провинций.
Мировая держава заинтересована в развитии всех народов и стран как условии собственного развития.
Империя организует и поддерживает исключительно зависимость от себя и только так называемое «зависимое развитие».
За империей стоит «похоть власти».
Мировая держава организуется необходимостью управлять сотворённым миром в соответствии с замыслом Творца.
Глобальная империя стремится всецело контролировать мир и сделать его бессубъектным, неопасным для центральной власти, строится на уничтожении в зародыше любой исторической личности любого народа или страны. Мировая держава, наоборот, реализует принцип личности каждого человека и народа, каждой страны и цивилизации.
Стать мировой державой и значит определить такой миропорядок, в котором самостоятельное развитие и продвижение каждой исторической личности является основой и условием осмысленного существования человечества.

Концы и начала

Государственности необходимы для участия народов во всемирной истории. Поэтому, если у истории есть конец (или он даже уже наступил), то, получается, государственности становятся ненужными, лишними.
Но есть ли у истории конец? И возможно ли вообще всерьез рассуждать о конце истории? Уверен, что нет. И сегодня необходимо критиковать две соответствующие концепции на эту тему.
Одна концепция состоит в том, что конец истории уже произошёл и мы пребываем в послеисторическом состоянии. В наиболее ярком виде эту концепцию в 1992 году выдвинул профессор международной политической экономики в университете Джона Хопкинса Френсис Фукуяма в эссе «Конец истории», где он заявил: «То, чему мы, вероятно, свидетели, — не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления».
Другая концепция состоит в том, что конец истории наступит ещё не скоро, но в любом случае он определён, поэтому делать ничего не имеет смысла. Так, заместитель Председателя Отдела внешних церковных связей Московского
Патриархата протоиерей Всеволод Чаплин в своём выступлении 15 марта 2004 года на международной научно-практической конференции «Социальное учение православия в современном мире» однозначно объявил, что мир не может становиться лучше: «Православным христианам не свойственны социальный оптимизм, вера в прогресс самостоятельно развивающегося человеческого общества, стремление создать «Царство Божие на земле». Православная традиция внимательно прислушивается к пророчествам Апокалипсиса, который предвещает постепенное отпадение человечества от Бога и умножение зла, победить которое окончательно сможет лишь второе пришествие Христово. Многие факты современной истории – секуляризация общественной жизни, господство обезбоженных идеологий, рост изощренного насилия, появление новых болезней — лишь укрепляют православных в их сознании. Если принимать Откровение святого Иоанна всерьез, мир не может становиться лучше. Поэтому глубоко не случайно скептическое отношение православных христиан даже к тем общественным переменам, которые улучшают быт людей, но не приближают их к Богу». Заметим, кстати, что название выступления протоирея, прямо отрицающего смысл любого общественного идеала, звучало так: «Православие и общественный идеал сегодня».
Убеждён в наличии у истории известного конца и диакон Андрей Кураев, лицо столь же известное и статусное в Московской Патриархии, как и протоирей В. Чаплин. Более того, диакон утверждает, что «христианство - едва ли не единственное мировоззрение на земле, которое убеждено в неизбежности своего собственного исторического поражения. Христианство возвестило одну из самых мрачных эсхатологий: оно предупредило, что в конце концов силам зла будет «дано... вести войну со святыми и победить их» (Откр. 13,7). Евангелие обещает, что врата ада не смогут одолеть Церковь, что Церковь непобедима (см.: Мф. 16, 18). Но «непобедимое» не означает обязательно «победоносное».
В перспективе земной истории — не всемирно-историческое торжество христиан, но всемирное же владычество антихриста...
Библия кончается Апокалипсисом, а Апокалипсис на грани человеческой истории прозревает не Царство Христа (здесь, на земле: в жизни, в политике, в культуре, в отношениях между людьми), а царство антихриста. Христос, говоря о признаках Своего Второго пришествия, о признаках конца истории и конца света, находит для апостолов только одно утешение: да, будет тяжело, но утешьтесь тем, что это — конец. Это — не надолго... Сейчас христиане взяли в привычку молиться об отсрочке конца. Но Апокалипсис и вся Библия завершаются призывом: «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр. 22, 20). И в приходе Бога главное – что Он пришел, а не то, что всетаки разрушилось с Его приходом... «Молимся мы, да приидет Господь и да разрушит мир» — свидетельствует о том же Ориген...».
С моей точки, дело вовсе не в том, что, как считает диакон А. Кураев, «тема антихриста в демократической журналистике считается непристойной. Даже те публицисты, что числят себя христианами, находят неудобным вспоминать о завершающей книге Библии — Апокалипсисе», а дело в том, что, как тут же заявляет А. Кураев, ему «уже терять нечего».
За подобными концепциями либерала Ф. Фукуямы и консервативных деятелей Московской Патриархии стоят не только старые марксистские схемы, когда история рассматривается в качестве естественного процесса со своими строгими законами, со своими ступенями или формациями приближения к желанному финалу, но и какой-то новый антидеятельностный фатализм. Только Фукуяма исходит из того, что финал уже наступил, а протоирей В. Чаплин и диакон А. Кураев обреченно ожидают наступление известного финала.
Прямое следствие из подобных представлений состоит в том, что, история является насквозь известной и предсказуемой, абсолютно закрытой, что, собственно, делать ничего больше не надо, а новые государственности в позитивно-творческой роли не нужны.
Подобные воззрения, с моей точки зрения, являются не только ошибочными, но и вредными. И Россия, и мир находятся сегодня как раз в абсолютно открытой ситуации, когда будущее надо ещё «делать», когда вызревшие проблемы являются мировыми, т.е. пронизывающими все страны и народы, буквально каждого человека на Земле и требующими сосредоточения всего человечества для целокупного действия по недопущению вселенского коллапса и для решения ключевых проблем.

Мироразвитие

Важнее разрабатывать проблему не конца, а начала истории, поскольку для того, чтобы справиться с величайшим переломом, человечеству необходимо заново сформулировать основания своего существования и принципы взаимного действия. В основу истории следует, с моей точки зрения, положить принцип мирового развития или мироразвития.
Мироразвитие есть преобразование способа исторического существования человечества через решение мировых проблем с опорой на тысячелетние традиции.
В начале 21 века мир оказался в опасной ситуации, когда концом истории может оказаться не комфортное состояние победы демократии в глобальном масштабе, как это обещал в начале 90-х годов прошлого века Ф. Фукуяма, а буквальное вырождение и смерть человечества.
Очевидны симптомы «конца света» в зловеще-натуральном смысле. Во-первых, это тотальное распространение социал-дарвинизма и неомальтузианства, в соответствии с которыми мир определяется тем, что человечество тождественно животному миру, что «выживают сильнейшие и наиболее приспособленные», что в основе любого общества лежит насилие («правда — в силе»). Идеология конкуренции и опережающего захвата того, что нужно в данный момент, распространяется как эпидемия. На самых высоких официальных форумах как о само собой разумеющимся говорится о конкурентоспособности государств, в качестве официальной доктрины США принимается принцип опережающего захвата — преэмпции и преэмпривной войны (preemptive war, которая изложена в так называемой «Доктрине Буша» — Bush’s doctrine of preemption) и этот принцип перенимается несамостоятельными странами (типа нынешней Российской Федерации). При этом фундаментальной идеологической основой данного «скотского» (посколько основано на отождествлении человека и животного) мировоззрения объявляется гуманизм и права человека.
Во-вторых, налицо провал технократического мировоззрения, связанного с идеей научно-технического прогресса и научно-технической революции. Оказалось, что техносфера сама по себе не организует и не воспитывает общество в направлении возвышения; более того, она легко превращается во вторую «природу», которая быстро разрушается и мстит своим создателям в виде техногенных катастроф.
В-третьих, деградируют системы воспроизводства и развития труда, вредным становится курс на высококвалифицированный труд, повсеместно доминирует финансово-спекулятивный капитал, опирающийся не на труд, а на информационные технологии и сделки, и образующий гигантские «финансовые пузыри» в виде вторичных и третичных ценных бумаг (дериватов). Мир стоит на пороге невиданного в истории последних веков финансового кризиса.
В-четвертых, национальные государства оказались не в состоянии построить мировой порядок развития и воспроизводства наиболее выдающихся достижений человечества. Вместо этого было допущено скатывание мира в полуконтролируемый хаос, зафиксированный в идеях «интернационального плюрализма» и «многополярного мира». Это выражается не только и не столько в кризисе ООН и иных международных институтов «развития» или «безопасности», сколько в ставке наиболее могущественных интернациональных сил на мировую гражданскую войну — тотальную войну «всех против всех», ориентированную на бесконечное взаимное уничтожение различными группами мирового населения друг друга. Здесь уже не удивляют агрессия против Ирака или Югославии, когда её повод многократно усиливается во времени (как это очевидно в Югославии), когда во многом выдуманные «этнические чистки» со стороны сербов заканчиваются фактическими массовыми убийствами сербов косовскими албанцами.
В-пятых, утеряна сверхценность личности и задача личного бессмертия, всеобщей становится мировоззрение индивидуализма и эгоизма, когда люди прямо рассматриваются в качестве Homo economicus (человеков экономических), жизнь которых должна заключаться в том, чтобы «суетиться на ниве зарабатывания средств».
Важно отметить, что оказались тупиковыми и ложными любые попытки противопоставить отмеченным выше разрушительные процессы на основе реакции и симметричной альтернативы.
Однако за всеми указанными тупиками и тревожными обстоятельствами, за перечисленными вариантами «конца света» стоят не злокозненные люди, организации или государственности, а фундаментальные мировые проблемы , т.е. открытые и не имеющие в культуре на данный момент отработанных решений. Каждая из таких проблем требует для своего решения культурно-технологических революций и тотального преобразования всех существующих наук и практик. Это невозможно сделать на принципе узких интересов и конкуренции, это требует иного мироустройства. Собственно для этого и нужна мировая держава, т.е. государственность, которая сорганизовывает народы и страны на решение мировых проблем и организацию мирового развития.
... Создаётся ощущение, что во Вселенной на время произошла остановка и некоторое смятение, что она «задумалась» о том, какой дальше миру и человечеству делать шаг. Для нас это и означает, что ключевой проблемой современности является проблема мирового развития.
Будет ли организовано мировое развитие, возникнет ли субъект управления мировым развитием — или человечеству не удастся породить, выделить из себя субъект мирового развития и справиться с ситуацией? – вот в чём сегодня главный вопрос.
Мировое развитие не обеспечено ни доктринально, ни институционально. Сегодня в мире отсутствуют организованные сообщества, которые были бы в состоянии и реально бы хотели принять на себя ответственность за управление мировым развитием.
Что нужно для организации мирового развития? Кто в состоянии управлять мировым развитием?
Мировое развитие требует систематической рефлексии способов и условий существования человечества. И для того, чтобы организовывать так развитие и управлять им, как раз нужна особая государственность – мировая держава.

Зачем Россия нужна миру?

В чём принципиальная разница между гиперимперией и мировой державой?
Гиперимперия создаётся за счёт уничтожения своеобразия народов и стран и в конечном счете принимает форму мирового правительства. Прекрасным примером здесь служат рассуждения Роберта Райта на тему «Новый мировой порядок», которыми он пытается обосновать необходимости создания единого мирового правительства под началом США.
Такое глобальное, всеземное правительство, разумеется, предлагается в самых благородных целях, однако его истинный характер состоит в том, что страны и народы в этом случае не усиливаются, а становятся аморфным материалом, своего рода «глиной» для унифицированного мирового правительства. Стало быть, государственности (в том числе, кстати, и американская) не развиваются и преобразуются, а уничтожаются.
В настоящее время этот курс на мировое правительство реализуется на основе США, которых делают гиперимперией.
России здесь уготованы вполне понятные роль и место. Предельно ясно это обозначено в статье профессора государственного права и политики Университета Джорджа Мейсона (штат Вирджиния) Марка Каца «Может ли Россия стать великой державой? Россия более не возродится из пепла, как птица-феникс»: «Снижение желания или способности США действовать как суперсила-мощь (superpower) приведут только к одному — к тому, что Россия станет ещё слабее. Выбор сегодня у России только один: стать младшим партнёром США или слабой, изолированной страной, которая не в состоянии справиться ни с одной из угроз».
Но России не стоит следовать вышеприведенным логике, советам и указаниям. Уже сегодня очевидно, что у гиперимперии и мирового правительства нет никаких перспектив. И наоборот, открывается уникальное и величественное поле для действия России как мировой державы. Именно мировая держава больше всего нужна сегодня мировым народам, поскольку только в этом случае у них появляется шанс на сохранение и творческое развитие собственной самобытности и независимости.
В строительстве мировой державы и лежит точный ответ на вопрос «Зачем Россия нужна миру?». Без России как мировой державы у человечества нет перспектив и история действительно может однажды закончиться. И, наоборот.

Послесловие публикатора. Прежде чем думать, какое слово Россия может сказать миру, как она сможет нести идею "единства в многообразии", стоит посмотреть на ее внутреннюю политику, основанную на презрении к составляющим ее народам и желанием всех их унифицировать и постричь под одну гребенку в целях мнимого укрепления государственности. И тогда возникнет вопрос: надо ли так торопиться с выходом к мировой трибуне?