Настроение сейчас - брезгливое
Юрий Мухин как-то дал исчерпывающую характеристику Ельцину всего в трёх словах: "неумён, решителен, злобен". Но несмотря ни на что, первый президент России всё же оставил по себе незабываемые воспоминания. Личность это была, скажем прямо, сверхколоритная, а под стать ей было и окружение. Время было такое. В общем, вспоминаются чьи-то любительские стихи (цитирую по памяти):
Вспоминая о событиях дней вчерашних,
Видя бег истории стремительный,
Понимаешь, что многие родились в рубашке.
Жаль порою только, что не в смирительной.
Психотип таких людей, как Ельцин, очень хорошо обрисовал в одном из своих рассказов Виктор Голявкин.
На этот раз он притащил в дом огромный гвоздь и пошатываясь прикидывал, глядя вокруг, где бы его пристроить. Этот гвоздь был в полметра длиной — такого гвоздя я в жизни не видел!
Отец стоял посреди комнаты с молотком в руке и гвоздем в руках, повторяя сквозь зубы, что дело не в этом, в ответ на наши расспросы, куда он собирается его вбить. Он долго стоял так, насупив брови, пока мудрая мысль не пришла ему в голову. Он вдруг просиял, взял гвоздь в руки, попросил со стола снять скатерть и великолепным ударом загнал часть гвоздя в середину стола. Он имел в виду укрепить центральную ножку, которую он прибавил год назад. Он уверял тогда, что стол шатался, хотя никто этого не замечал. Эта пятая ножка в столе была так же нужна, как шестая, но отец укреплял хозяйство, и никто не посмел с ним спорить.
Итак, четверть гвоздя вошла в стол моментально, но дальше, как отец ни старался, гвоздь продолжал упорствовать. Сколько отец ни бил по гвоздю, он так же торчал посреди стола, приводя всех в уныние и досаду. Отец разделся, остался в одних трусах, натянул на голову мамин чулок, чтобы волосы не мешали ему работать, и опять принялся колотить по гвоздю, но тщетно.
Отец вытер пот, оглядел меня, мать, бабушку, и сказал:
— Я устал.
— Так что же делать? — спросила мама.
— Нужно вбить этот гвоздь, — оказал отец.
— И я так думаю...
— Но дело не в этом.
— Тогда его лучше вытащить.
— Его лучше вытащить, — согласился отец.
Я принес клещи, отец тянул гвоздь клещами, но гвоздь остался в столе. Тогда я стал тащить
этот гвоздь, но только больше согнул его.
— Теперь на стол нельзя надеть скатерть, — промолвила мама.
— Мы что-нибудь придумаем, — сказал отец.
Он сидел и думал, а мы смотрели на него и на гвоздь в столе. Наконец отец встал и объявил, чтобы я принес напильник. Я пошел за напильником, но не нашел его и вернулся ни с чем.
— Безобразие, — сказал отец, — в доме нет напильника…
Сила личности экспансивного уральца безусловно завораживала, а его решительность не могла не вызвать уважения. Однажды принятое решение он проводил в жизнь, что называется, до посинения, уже не отступаясь от него. И не беда, что интеллектуальные способности у него сильно уступали волевым: главное, как известно ещё со времён Наполеона, ввязаться в бой, а там дело должно пойти.
Такие качества и проявились у него перед всем миром в его звёздный час Поздней Перестройки, когда ему кто-то подсказал идею поработать шоуменом, борющимся с привилегиями. После этого наступил самый ответственный момент: долго-долго опальному московскому карьеристу-недоумку окружение разъясняло всю степень порочности советской системы. Но когда это всё же удалось и нехитрая мысль, что "все беды от коммунистов" и что требуется отряхнуть коммунистический прах со своих ног и строить жизнь "как у людей", молнией прожгла его немногочисленные мозговые извилины, как когда-то идея о необходимости "упразднить гутенбергово книгопечатание", чтобы печатать буквы "прямо по небу", - лесковского Оноприя Перегуда, сомнений и колебаний уже не было и быть не могло. Ради будущего процветания вверенной ему России он бросил на стол партбилет и даже расстрелял бывших соратников из Верховного Совета, повторив тем самым бессмертный подвиг Никиты Пряхина, тоже в объятой пламенем Вороньей Слободке узревшего светлое будущее – цельного гуся с четвертью вина – и бесстрашно шагнувшего в огонь.
Вот так же явно и предметно выстраданнный и желанный российский Президент видел этих гусей на столах сограждан в самом близком будущем. Народ ликовал и верил. Правда, никакого гуся и даже по штуке "Волги" на ваучер не случилось. Как-то так незаметно и быстро приватизация обернулась ограблением, бизнес - компрадорством, а сама Россия вместо ожидавшегося возрождения "былого величия" (т.е. дореволюционного) стала посмешищем и притчей во языцех у всего мира. В общем, вспоминается детский поучительный рассказик про девочку-неумёху, решившую из куска материи сшить кукле платье. В ходе кройки-перекройки кусок катастрофически уменьшался, и сообразительная девочка решила из рукавов несостоявшейся блузки сшить кукле трусики. "Сшила два рукава вместе, а трусов не получилось", безжалостно констатировал рассказ. Приватизация с политической либерализацией должны были послужить таким же материалом для трусов, в которые предполагалось одеть оголённую Горбачёвым Россию. Увы, из сшивания этих "рукавов" никаких "трусов" тоже не получилось.
Сам великий и ужасный правитель страны оказался в положении известного персонажа фильма "Операция Ы", аккуратно взявшего себе для известных целей ночной горшочек из-под самого низа стопки и с удивлением смотревшего на результат. Так же со страхом глядел на результат и Ельцин, но свернуть с раз взятого курса не хотел и не мог. А забитый до половины гвоздь оказалось выдернуть невозможным. Оставалось только пользоваться логикой известного всем персонажа: "Пилите Шура, пилите!" (="альтернативы реформам нет").
Оставалось только удивляться тому, с какой быстротой медведеобразный обкомовец оказался чистой марионеткой в руках окружения, причём даже казалось, что верёвочки видны невооружённым глазом (они политкорректно назывались "системой сдержек и противовесов"). Неудивительно, что наш герой быстро впал в разочарование и всё глубже уходил в "работу с документами".
Впрочем, окончательно обрушив всё что только можно, несгибаемый российский президент в прощальном слове всё-таки признал самокритично, что "не всё задуманное удалось". После чего сел в машину с мигалкой и поехал на заслуженный отдых от трудов праведных (?). Оставил ли он преемнику три конверта, как в популярном анекдоте, - неизвестно.
Так как же оценить роль Ельцина в российской истории? В одном из рассказов Шукшина приводится анекдот: к раздевшемуся в ожидании плотских утех герою женщина внезапно подводит выводок детей и поясняет, что если они будут плохо кушать, то станут такими же худыми "как вот этот дядя"; анекдот, кстати, показался герою рассказа "поучительным".
Судьба Ельцина тоже крайне поучительна- это наглядный и очень яркий пример яркого русского характера, лишённого организующего влияния большевистского начала. В Ельцине были в избытке традиционные русские качества: и решительность, и смелость, и упрямство. Но не было большевистских ответственности и самодисциплины; в результате весь его своеобразный героизм оказался трагифарсом, последствия которого мы не расхлебаем до сих пор.
Надо полагать, что история в любом случае вынесет свой вердикт. Не уйдут от её суда никакие "прорабы перестройки", не будет исключением и первый Президент Эрэфии. Но, возможно, она не будет слишком строга к нему. И, отдав должное всем иудам (во главе, разумеется, с архииудой Горбачёвым), на вопрос "А что Ельцин?", ответит просто и лаконично:
— Просто русский дурак.
1 февраля 2007 г.