На днях умер небезызвестный митрофорный протоиерей Димитрий Смирнов.

Так получилось, что мне довелось узнать его еще в начале его нехилой карьеры.

Он служил на самой окраине Москвы вблизи Алтуфьева в храме возле МКАД. Стал весьма популярным батюшкой, поскольку явно был последователем идей Лескова - сделать Церковь живой; ну или оживленной: говорить с паствой на сочном современном языке вместо того, чтобы выдавать тягучие проповеди на общую тему.

И о. Димитрий рьяно взялся за дело. Он также решил, что проповедь на приблатненном языке - то, что надо, ибо быстрее дойдет до сердец современников. Выглядело это так. О. Димитрий выходит на амвон, задумчиво втягивает ноздрей воздух со свистом и начинает речь, во время которой иногда развязно покачивается. О чём речь? А о чём может вещать набирающий силу воспламенитель сердец? Конечно, о грехах и падении нравов, о чём же еще!

Всё это было, если вдуматься, весьма плоско и не оригинально, но когда на небосводе восходят такие савонаролы, "тогда грубость считалась откровенностью, глупость - прямотой, хитрость - добротой" /© Тынянов/. И для мазохиствующих его обличения становились усладой. Скоро он собрал вокруг себя команду, уже не могшую обойтись без того, чтобы каждую неделю послушать, как батюшка "чистит". "А батюшка-то у нас какой строгий. Говорит: и молиться надо, и поститься – и всё равно на спасешься!" — весьма точно выразила стиль священнообличителя одна из пожилых прихожанок.

А тем временем продолжающееся отпадение людей от столбового пути благочестия всё больше печалило о. Димитрия. И как-то Великим Постом он решил немного исправить род лукавый и прелюбодейный, закатив службу по самому полному чину, какой только имелся в наличии. И когда одуревшему от стояния народу показалось, что св. отец уже вышел с чашей, он ломанулся к амвону, чуть ли не сметя по пути аналои и пр. О. Димитрий, посмотрев на такой упадок веры с глубокой скорбью, с неподражаемым выражением сказал: "Куд-да? А мы еще послужим!" — и, повернувшись к алтарю, продолжил священнодействие.

Впрочем были у нового Савонаролы и обломы. Как-то раз он произносил особенно проникновенную обличительную проповедь. И когда речь достигла кульминации, стоявший в первых рядах маразматического вида старик вдруг громко сказал: "Да ну! Ерунду какую-то несет," — и с этими словами стал пробираться к выходу, повторяя: "Да ерунду какую-то говорит!".

Потом я лишь обрывками слышал о его дальнейших подвигах. Знал, что он получил в управление церковь Митрофана Воронежского на Новослободской ул. (и, видимо, не одну). А в конце концов он стал главой отдела по взаимодействии с силовыми структурами, обер-протопресвитером, выражаясь по-дореволюционному.

Подвижничества на ниве обличения он не бросил. Выступал против контрацепции, в которой видел мягкий вариант человекоубийства (имея при этом каким-то образом из детей только одну дочь - чудны дела Господни). Оклеивал столбы и вагоны метро листовочками аборт – это убийство! (при этом намекая на то, что если есть угроза здоровья будущей матери, благочестивее убить мать, но не плод). А однажды, видимо, всерьез вообразив, что в его руках вооруженные силы, послал своих фанатов громить каких-то "нечестивцев" и "богохульников".

И чем больше он занимался насаждением благочестия со своей, надо сказать,  весьма не благочестивой внешностью и бочкообразной фигурой, тем сильнее в голове звучали знаменитые стихи:

Смутные чувства вызывала его деятельность и сам он как пастырь. Но как его охарактеризовать, где найти слово?

И вот однажды я узнал, что он, обличая революционеров прошлого, сказал: "А почему их всё время называют “народниками”, “революционными демократами”? Почему бы не сказать о них просто: негодяи!?".

И вот оно, кажется, слово - НЕГОДЯЙ! Процветающий на волне общего помрачения мозгов негодяй!

Однако шее нашего героя не довелось пройти испытания весомым задом. О. Димитрий скончался, по неофициальным данным, как и многие другие священнослужители, от последствий коронавируса.

Конечно, я не знаю, что ждет его по ту сторону земного бытия. Но скажу прямо: почему-то я ему не завидую.