Извилистая тропинка убегала в самую чащу, где склонялись друг к другу, словно перешёптываясь, исполинские сосны. Именно туда спешил Полосатый, так как за чащей, в чёрной воде болот жили русалки – существа задумчивые и тихие… если только они не влюблялись. Тогда они впадали в безумие и совершали такое, что даже чародеи старались держаться от них подальше. Но Полосатый был невероятно любопытен. Его тянуло на болото, к одной знакомой русалке, имевшей несчастье влюбиться в него лет двадцать назад. Тогда он отделался парой шрамов и едва не спалил себе бороду (влюблённая русалка подожгла хижину, в которой ночевал скрывающийся от её безумного чувства Чародей). Подружки Изольды, таково было имя обожательницы Полосатого, долго приводили её в чувство, то есть в прежнее русалочье состояние. Даже связывали её золотистыми водорослями и на неделю опустили в омут с особенной ледяной водой. С трудом, но всё же Изольда шла на поправку, хотя белое её лицо с огромными глазами долго ещё кривили судороги. Когда цвет глаз из огненного постепенно стал превращаться в обычный – голубовато-белёсый, её отважились выпустить на волю. Посидев на подводном камне с полчаса, Изольда вдруг взвизгнула, стрелой взмыла вверх и, очутившись над водой, метнулась к берегу, где исполнила отчаянную пляску Прощания, после чего опять ушла под воду с видом неопределённым, хоть и вполне спокойным…
Полосатого остро интересовало, как там она теперь поживает, как среагирует на его появление. Последствия же нимало его не заботили. Так же не заботило его и то, что случится с гномом Себастьяном, которого он подбивал уйти к людям. Главное, чтобы гномы-золотники постепенно перебрались в Человеческое Королевство и приучили людей опьяняться золотом, а там можно будет заняться гордецами, распаляя в них зависть к соседям…
Чародей неплохо разбирался в психологии гномов. История о Рихарде была рассказана им умело, с тонким расчётом. Гномы угрюмы и недоверчивы, но в душе – романтики. Соблазнить их, нарисовав возможную жизнь, в которой у них появляется шанс испытать нечто новое – дело несложное (при его, Полосатого, умении). К слову сказать, рассказ о Рихарде был очень близок к реальности, хотя и изложен с некоторыми вольностями.
Во-первых, Полосатый не забыл, а умышленно утаил от гнома, что Рихарда лишили права на «достойную старость» как раз из-за того, что тот подружился с одним человеком, а это строжайше запрещалось Законом Подземных Пещер. Так что к людям он ушёл жить вынужденно, хоть и не слишком страдал от такого лихого поворота судьбы.
Во-вторых, Чародей не рассказал, как мучился среди людей первые два года несчастный гном, как издевались над ним и всячески пакостили ему соседи, видя в нём чужака, да к тому же ещё с характером независимым и твёрдым (как у подавляющего большинства гномов). Не раз Рихард порывался уйти прочь из Человеческого Королевства, но что-то удерживало его. Что именно, он и сам не мог бы сказать… Возможно, дружба с тем самым человеком, из-за которого он и был объявлен изгнанным из сообщества гномов.
В-третьих, никакого разговора с королём по поводу изображения Рихарда в виде мраморной фигуры у фонтана, конечно, не было. Король (Вуддер Пятый, Подмигивающий) вообще ни разу гнома в глаза не видел, а все переговоры велись через его Советника и мелких подчинённых. Правда почётную грамоту и снабжение продуктами и одеждой Рихард получил, это верно.
В-четвёртых, умолчал Чародей о том, что густые брови рихардова первенца появились из-за его, Полосатого, колдовства. Очень уж скучным показалось ему, что мальчишка родился самый обыкновенный – человеческий. Впрочем, злодеем, настоящим страшным колдуном, Полосатый не был. Потому, натешившись всласть мучениями мальчика, он потом с лёгкостью расстался с волшебными ножницами, чтобы ему помочь. Вредил и помогал Чародей с одинаковой беспечностью, бездумно.
И, наконец, в-пятых, он скрыл от Себастьяна, что дочери Рихарда как раз унаследовали от отца некоторые гномьи свойства – по счастью, не внешние! Но об этом знать не полагалось пока никому, и даже такой болтун и весельчак, как Полосатый не хотел рисковать, до времени раскрыв одну из тайн, почитавшуюся среди кудесников не большой, даже не великой, а величайшей…