Книги дома, в шкафах, - верные солдаты, защитники домашнего очага. Да-да, их стройные ряды ежедневно охраняли и сохраняли атмосферу в доме. Они были нашими ларами и пенатами…

     Альбомы по искусству… Открываешь жёлтую книгу «Ван-Гог» - пронзительно-жёлтую, цвета взорвавшегося в мозгу солнца – и водопадом хлынет на тебя обилие мерцающих мазков… Скорченная на стуле фигура человека, вжавшегося лицом в кулаки… Особость полотна в том, что рыдающий в кулаки человек и комната, где он сидит, написаны яркими и жизнерадостными цветами… Жизнь прекрасна и светла. Отчего же ему так больно?!..

     Детская энциклопедия и энциклопедия «Жизнь животных». Детскую энциклопедию я презирал, хоть и часто в неё заглядывал… Так заглядывают в одну и ту же безрадостную закусочную. Просто потому, что лень тащиться в более приличное заведение.

     «Жизнью животных» больше увлекался брат. Я же в детстве лишь изредка заглядывал в чёрно-зелёные тома, смотрел картинки. Чёрно-белые, выполненные пером и тушью, казались скучными. Цветные, где фигуры зверей как бы светились на чёрном фоне, привлекали больше. Особенно бабочки и жуки. Из черноты они выступали, как волшебные ночные видения. Красные или синие вкрапления в крыльях мотыльков вызывали сладостные спазмы в груди…

     Отдельная категория – любимые книги брата. Помню, на его кровати часто лежали романы Конан-Дойла в одном томе и дилогия Ильфа и Петрова. Конан Дойл – типичное издание 60-х: превосходные, хоть и несколько «кинематографичные» иллюстрации; суровая, хорошо продуманная обложка. Говоря «кинематографичные», я имею в виду некоторую искусственность, излишнюю выразительность поз и внешности героев. Они, все эти рафлзы хоу, челленджеры, лорды джоны и маракоты, были запоминающимися, яркими но… словно бы ряженными. Бакены казались приклеенными, лица загримированными. Движения их вызывали лёгкое сомнение, хотя были понятны и выразительны… слишком понятны и выразительны…

     А на чёрной обложке ледяной горой возвышалась колоссальная статуя Афины, у подножия которой стояли две миниатюрные фигурки – седобородый старец в алом балахоне и узенький зеленоватый профессор. Вверху, справа, золотистыми буквами – «Артур Конан Дойл. Затерянный мир». Буквы закручивались, как усики винограда. Это было замечательно, шрифт точно манил тебя, сгибая завитки, как пальцы…

     А «12 стульев» и «Золотой телёнок» были изданы хуже, хоть и вполне добротно. Грязно-жёлтая твёрдая обложка, порядком уже замусленная. Названия романов разбросаны по диагонали. Какой рисунок был возле «12 стульев» - не помню. А рядом с «Золотым телёнком» горбился, всползающий на пригорок автомобиль – «Антилопа». Рисунки же с детства раздражали меня неубедительной условностью. То был не лаконизм, то была просто халтура. Хоть и сделанная вполне профессиональной рукой. Особенно противен был Остап – упитанный, с небрежно намеченным бабьим лицом. На одной иллюстрации его рот улыбался мелкой старушечьей улыбкой. КАКОЕ КОЩУНСТВО!!! Дураку же ясно, что у Остапа рот огромный! А улыбка должна пересекать всё лицо стремительной лодкой! Ну как же, блин, такого не понять???????

     Занимательная филология. Два тёмно-серых тома Шекспира, вечно ассоциировавшихся с добросовестно сооружённым на сцене бутафорским замком. Многоцветие сказок народов мира. Полуистлевшие рассказы о животных 50-х годов. Собрания сочинений – от восьмитомника Блока астральной синевы до тридцати томов Диккенса цвета зелёных и замшелых каменных быков Лондонского моста. Поэзия… Там переплёты были преимущественно глухих, обморочно-зелёных и синих оттенков.

     Боже, Боже, сколько книг!.. Рыжие томики Чапека… «Моби Дик» с иллюстрациями Кента… Помню, в детстве болеешь, лежишь с температурой и косишься на книжный шкаф, там явственно выделяется чёрный толстый корешок, где красные «М» и «Д» съедаются тёмным фоном, и сталью блестят буквы «…ОБИ …ИК». И я в ознобе и в давящей вялости думаю: «Название поменялось… Не «Моби Дик» теперь, а «Оби Ик»… То есть «обе – ик!»… То есть теперь это не роман о страшном ките, опрокидывающем лодки и тянущем на дно безрассудных гарпунёров, а о двух девушках… и теперь они обе дружно икнули… «Моби Дик» - «Оби Ик» - «Обе – ик!»…» Вот так я с детства буквально бредил литературой…

     Дореволюционных изданий практически не было. Только разве что «Приключения Рольфа» Сетона-Томпсона. Впрочем, раритетность книги – вещь более, чем условная. Это категория, придуманная психованными коллекционерами, для которых содержание книги менее важно, нежели, скажем, год издания. Книга имеет истинную ценность, только если одухотворяется конкретным читателем. У Олеши герой говорит: «Никто не знает, красивый ли он… Пока не появится тот, кто скажет: я люблю тебя.» Книга, которую полюбил, становится прекрасной. Происходит чудо преображения. Ну, действительно, тут всё, как в общении с людьми.

     Не поленюсь, возьму одну из знакомых с детства книг…

     Шарль де Костер «Легенда об Уленшпигеле и Ламе Гудзаке», издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1972. Бежево-серый переплёт с чёрными силуэтами алебард поперёк обложки. Зловеще и неприятно действует эта обложка… Книгу эту до конца я не осилил (как и многие другие): чем-то чуждым и невыносимо мрачным веяло от неё всегда. Сравнимо моё ощущение с тем, как если бы я приблизился к тёмному, полураздетому осенью лесу. С опаской вхожу в него, погружаюсь в чащу… Не так уж всё страшно. И к чёрным воронам, кружащимся над головой привыкнуть можно… И оголённость растопыренных ветвей по-своему даже интересна… И какие-то милые зверьки и даже стройные лани мелькают изредка тут и там… Но как же всё-таки мне здесь не-у-ют-но!!! Да плевать на уют, не в том дело! Нет чувства, что мне нужна эта чащоба! Понимаете? Это не моё место!

     То же можно сказать и об иллюстрациях. Делал их в меру одарённый художник, и они тягостно типичны для 70-х годов. Псевдо-значительность, холодная декоративность, претензия неизвестно на что. В общем, «любовь не состоялась»…

     Книги, книги, книги… Тонкие, детские, большого формата… Цветастые, как праздничные понёвы. И ещё… и ещё… и ещё…

     Я читал не так уж много. Часто бывало, что несколько страниц или абзацев вдохновляли меня, пробуждали что-то в душе, но при прочтении произведения целиком - оставлось тягостное ощущение разочарованности. Мне нужны были только эти несколько страниц или абзацев, остальное оказывалось лишним грузом.

     Если же говорить о любимых книгах…