« Сестра Учёного лгала. Надежде не нужны были его стихи. Она была холодна к литературе, как парковая статуя – к листве и клумбам. Хотя она, Надежда, и жила среди литературы, как живёт среди цветов и листьев парковая статуя.

      Дома всегда все писали или читали. Отец зачитывался всем подряд. Он вливал в себя всё без разбору и в любое время, – так наливаются любым вином забубённые пьяницы. Много читал дед – отец отца. Отец матери, живя в Нижнем, пописывал статейки и фельетоны в местную газету. Статейки и фельетоны ему не удавались – они вызывали смех, но не тот, который ожидался. Смеялись над автором. Впрочем, это не так ранило: газета называлась «Наше время», а в «их» времени все обиды и переживания растворялись быстро. Щепоткой соли в медленно кипящей кастрюле.

      Матушка писала стихи. Она говорила голосом, вибрирующим от самолюбия:

     - Мои строки пишутся сердцем для сердец…- и после паузы добавляла, пробиваясь к сердцу собеседника серыми глазами: - Вы-то, должны были это почувствовать…»

     Надежда ничего не чувствовала. Она с детства проходила мимо книжных шкафов, глядя вперёд или в никуда. Она слишком радостно и охотно жила. Выдуманные миры с их героями во фраках, путешественниками, задирающими из кустов головы в пробковых шлемах, дамами в юбках, раздутых от скрываемых желаний, – интересовали её меньше, чем модели кораблей старшего брата. Меньше даже, чем его оловянные солдаты. Корабли ей нравились за целеустремлённость их носов и смешно надутые паруса. Эти паруса напоминали пухлые щёки купчих, дувших в блюдечки с чаем. А солдаты были жалки. Ей нравилось жалеть маленьких и слабых. Особливо, когда они хорохорились. Солдатики хорохорились. Оловянные лилипуты в закрученных усах твёрдо держали ружья. Они широко шагали в атаку, выставляя штыки толщиной в зубочистку.

     Как-то в разговоре с Николаем она просмеялась внезапно:

     - А вы, кстати, вылитый солдатик моего брата! У него был один такой…

     - Стойкий оловянный?- без энтузиазма, скучно пошутил Николай.

     - Это из сказки?- быстро переспросила Надежда.- Помню название… Мне как-то подарили в детстве книжку. Гауф?

     - Примерно, он,- кисло ответил Николай. Он с трудом прощал невежество. Даже любимым женщинам.

     - Примерно? Я не читала. А у брата был солдат. Такой же как вы – несчастный и усы с проседью. Краска облезла.

     Николай замешкался, прежде, чем обидеться. Это спасло их от ссоры. Она вдруг повернулась к двери – померещился звонок. И он залюбовался кукольным профилем. И тенями от ресниц на мягких складочках нижних век. И Николай забыл обиду.»