Как ни грустно, а теперь я уже вынужден попрощаться с Брассенсом. Всё просто: часть его песен не переведены вовсе, часть же их переведены, но меня не вдохновляют. Тем более, мне, чтобы переложить их на русский по-своему, – необходимо как минимум 2-3 варианта перевода. И ещё, желательно, подстрочник. Я ведь не владею французским…

     Есть, например, великолепная песня «Король мудаков». Но в интернете я нашёл единственный перевод – Фрейдкина. Да и тот – «вольный». А почему я знаю, каковы представления Фрейдкина о «вольности»? У «Медных труб славы» замечательная мелодия, и на видеозаписях Брассенс исполняет её прелестно. Однако, я не рискну переложить на русский - стихи, изобилующие фривольностями… Я не ханжа, но есть объективные вещи: представьте, какой-нибудь француз переведёт песню Высоцкого «Зэка Васильев и Петров-зэка»… Чудноватая, видимо, получится интерпретация… Трагикомизм российский и трагикомизм французский сильно отличаются. Наша улыбка – улыбка в кровь рассеченных губ. Горькая улыбка француза красна не от крови, а от помады поцеловавшей его обманщицы. Вспомните фразу «рукоплескала нашей дерзости зэка». Для французов аплодисменты – вполне естественная реакция, они нация театральная. Наши зэки рукоплещут с подтекстом, ёрничая. Ибо нам ближе не золото лож и мольеровский парик, а душераздирающий балаган Таганки и хриплый вопль Высоцкого…

     Я уж не говорю о различии реалий… Короче, невозможно русскому понять, как может кощунство быть весёлым, а французу – как может оскорбить слух чуть фривольный комплимент. Я рискнул перевести практически непереводимую на русский песню «Порнограф». Горжусь своей смелостью! Однако, не хочу преодолевать генетически заложенную боязнь осквернения интимной сферы. У нас же люди хоть и матерятся сплошь, да рядом, а всё же, пусть и не понимают умом, но в душе-то знают - это нехорошо. Уверен, зачастую потому так много и сквернословят, что знают – не-хо-ро-шо! Так мы бросаем вызов неизвестно кому и чему, оттого, что слишком дико, неправильно и тоскливо всё как-то в нашей жизни. Гениально смог отразить это в своей поэме Венечка Ерофеев…

     Я очень люблю Францию, французов и французское. Почти, как грибоедовские персонажи. А в пышных усах Брассенса я, как в сказочном лесу, нахожу приют и утешение. Я был счастлив, когда переводил его стихи… Вольно или невольно, удачно или неудачно, а всё же лепилась из русских слов некая скульптура… Мой памятник прекрасной, такой родной и такой прекрасно-далёкой музе Великого Французского Трубадура…

     Царство небесное рабу Божьему Георгию, да простятся ему все его прегрешения вольные и невольные…