Это самая известная песня Жоржа Брассенса. Есть несколько её переводов. Пара-тройка – вполне приличных. Но вот не мог отказать себе в удовольствии…

 

 

Пусть в этой песне блеска нет,

в ней – благодарный тихий свет;

как-то Овернец дров мне дал,

когда я в мороз погибал.

Ты, мой Овернец, щедрым был,

в час, когда всякий старожил

скорей спешил захлопнуть дверь,

урона боясь и потерь.

 

В том очаге гибли дрова,

гибла печаль, гибла тоска…

Стала нежданно так близка

лучистая светлая даль…

 

И если ты устанешь жить -

буду могильщиков просить

в тот проводить тебя дворец,

где Благой Отец.

 

 

Пусть в этой песне блеска нет -

в ней посылаю я привет

той, давшей пару мне хлебов,

когда не сводил я концов.

Дама участливой была

в час, когда люди из числа

самых достойных горожан,

меня избегали, дрожа.

 

Только лишь хлеб – вот весь обед,

но от души то, что дают -

лучше всех самых редких блюд:

я буду им вечно согрет.

 

 

Если устанет дама жить,

буду могильщиков молить

её доставить во дворец,

где Благой Отец.

 

 

Пусть в этой песне блеска нет -

в ней улыбаюсь я в ответ

вам, незнакомец из толпы,

вы были один не глупы.

Руки скрутив, меня вели

двое жандармов. Не могли

и не желали смех сдержать,

все те, кто пришли «наблюдать».

 

Скалили рты эти скоты,

но был один, кто не шутил -

он мне улыбку подарил;

в ней свет просиял доброты.

 

Коль незнакомец кончит жить,

стану могильщиков просить

его доставить в тот дворец,

где Благой Отец.