Если бы я снимал очень честное кино, то там мог бы быть такой эпизод…

     Звучит Шопен. Негромко. Так звучит чужой праздник через стену.

     Сосны на холме. У сосен причёски декадентских дам. От склона холма тянется вбок и дальше, в бесконечность, пушистая лесная полоса.

     Светлый от солнца берег. Почти белый песок отмели. Перевёрнутая вверх дном лодка. На ней сидит средних лет мужчина и курит трубку. Поодаль молодой человек фотографирует девушку.

     Она сидит на песке и с продуманным изяществом движений раскладывает на клеёнке всякую снедь. С ней дружески шутит ветер: валит стаканчики, ворошит бумагу, шевелит подол платья, волосы.

     Девушка улыбается. Миролюбиво сопротивляется ветру. Молодой человек приседает возле неё, прячась за фотоаппаратом, как за маской. Забегает то слева, то справа…

     Фотоаппарат шипит и щёлкает. Средних лет мужчина затягивается трубкой. Его лицо искажается не то от клубов дыма, не то от нехорошей болезненной усмешки.

     Вышло солнце. Девушка морщится, отстраняет его ладонью, точно назойливого поклонника. Молодой человек оступился, падает на одно колено. Невнятный возглас досады.

     Человек с трубкой произносит сквозь дым:

     - Серёж, интересней снимать не Лену, а тебя. Ты так… суетишься…

     Серёжа оборачивается.

     - Что-что?

     Новая затяжка.

     - Ничего, я так…

     - А-а-а.

     Но Лена всё прекрасно расслышала. Её обидела интонация человека с трубкой. Она выжидает немного с натянутой усмешкой… Спрашивает вдруг:

     - Николай Николаевич, а вы когда-нибудь любили?

     Николай Николаевич медленно улыбается. Щурит глаза.

     - Точно уже не помню. Я старею, Леночка. Некоторые частности личной жизни растаяли в памяти.

     - М-м-м,- девушка выразительно поднимает брови.- Любовь – это, по-вашему, частность?

     - Любовь к женщине? Для кого как…

     - Для вас.

     Она глядит на него в упор. «Берёт за грудки» взглядом.

     - Для меня она – нечто преходящее, очень хлопотливое и… вполне бессмысленное.

     Пауза. Серёжа просматривает на экранчике аппарата сделанные фотографии. Улыбается, не вникая в разговор.

     - Некоторые считают, что мужчина ищет в возлюбленной повторение своей матери. Весьма спорно. Матери бывают разные… Поэтические натуры уверяют, что в любимой мы ищем воплощение своей мечты. Но если я, например, мечтаю разбогатеть, как такая мечта может воплотиться в женщине? Нет, безусловно, может… если она богата… Но только в этом как-то мало поэзии… Ещё…

     Лена перебивает (она уже не скрывает неприязнь, не пытается завуалировать её).

     - Ещё есть мнение, что далеко не всем дано любить по-настоящему.

     - Согласен. А по-настоящему – это как?

     - Чтобы всем сердцем… До потери рассудка… До безграничной радости от этой потери…

     - Радуемся мы потере только когда теряем то, что нам не нужно или мешает. Не спорю, потере рассудка очень многие бывают рады. Правда, это они называют «освобождением»…

     - И это правильно… если человек был рабом рассудка.

     Серёжа радостно наклоняется к Николаю Николаевичу.

     - Смотрите, прикольный какой кадр получился! (Показывает снимок.)

     Николай Николаевич (затягиваясь трубкой):

     - Изумительный! Лена тут похожа на младенца. Никакого рабства и никакого рассудка в лице!

     Пауза. Девушка собирается с мыслями. Девушка собирает мысли, как камни. Она упорно не глядит на Николая Николаевича, но в ней явно вызревает желание отомстить. Серёжа глядит на неё с недоумением. Потом перемещает недоумение на своего взрослого друга. Тот улыбается вниз, куда-то в землю. Выколачивает трубку о подошву ботинка. Поднимается.

     Серёжа рядом с Леной. Садится рядом. Одной рукой держит фотоаппарат, другой – привлекает к себе любимую. Шепчет ей в ухо.

     Неторопливо и не без гордости Николай Николаевич идёт к лесу.

     Ветер и рябь на воде. Беспокойство камышей.

     Серёжа прижимается щекой к Лене. Лена закусывает губу. С мучительным оборотом припадает к юноше. Долго молчит, прижавшись.

     С е р ё ж а. Что ты? Ну что ты?

     Л е н а. Обними меня крепче… Ну крепче, крепче!..

     С е р ё ж а. Да что ты, Лен? Что случилось?

     Л е н а. Мне страшно. Я боюсь. Я боюсь в него влюбиться…

     С е р ё ж а. В кого?.. В кого?..

     Лена молчит, прижавшись к серёжиному лицу. Её плачущий глаз обращён в небо. Взгляд пронзает небо, как взмывшая стрелой птица… Серёжа ставит фотоаппарат на клеёнку, растерянно гладит девушку обеими руками.

     Порыв ветра, и солнце скрывается. Снова звучит Шопен. На этот раз – порывистый, как ветер.

     Качающийся лес. Николай Николаевич отбивается от веток. Припадает к стволу какого-то дерева. Лицо искажено. Он шепчет:

     - Господи… Господи… Как скверно, что я не могу заплакать… Как хорошо, что я разучился плакать… Господи… Господи…