Если бы я снимал фильм по «Герою нашего времени»… Ах, если бы я снимал фильм по «герою»!..

    Темнеет. Быстро и неумолимо, как это бывает на юге. Весь ландшафт с горами и домиками заливается чернотой. Здесь и там оживают огни. Высвечивается панцирная дорожка из камней. Лают собаки.

      Печорин и Грушницкий идут по тёмной улочке. Когда они попадают в лучи фонарей, сверкают белые овалы фуражек, и мутно обозначаются лица с одинаково подкрученными усами. Солдатская шинель Грушницкого так же нелепа, как всегда. Эполеты Печорина блестят вызывающе ярко.

     Они проходят мимо дома Веры. Вера появляется в окне. Она уже одета к выходу: перчатки, шляпка.

     Печорин на ходу смотрит на неё. Взгляд долгий, крепко держащий… Вера вздрагивает. Задёргивает занавеску.

     Офицеры идут дальше. Печорин улыбается. Вот они миновали очередной фонарь. Улыбка  Печорина уходит в темноту.

     Раскрытое окно в гостиной Лиговских. За окном слабо обрисованные золотым светом каштаны. Пляшут бабочки.

     Слышен общий разговор с всплесками смеха и уютным позвякиванием посуды.

     За столом собралось общество: офицеры в зелёных мундирных сюртуках, дамы, розовеющие плечами над вздувшимися шёлковыми рукавами, штатские господа во фраках; молодые похожи на кузнечиков, пожилые – на жуков.

     Длинные шеи графинов. Кушанья на блюдах, уже отчасти превращённые в руины. Сияние приборов. Острые крылья белых салфеток. Приятное светское оживление. Печорин что-то рассказывает сидящим рядом, чуть наклонив голову вперёд и делая мелкие плавные движения кистью руки. Он как бы «вышивает» свой рассказ.

      Слушатели смеются. Княгиня Лиговская вскидывает руку и, не разжимая губ, смеётся в сторону. Вера пристально следит за княжной Мери. Та молчит, без улыбки глядя на скатерть. Щёки её, однако, заметно разгорелись. Вера задумывается. Сидящий рядом супруг о чём-то её спрашивает. Она переводит на него невидящий взгляд, коротко отвечает. Подумав, добавляет к фразе слабую усмешку. Муж пожимает плечами и, нагнувшись, подхватывает вилкой ломтик мяса. Жуёт.

     Грушницкий отпивает глоток из бокала, усердно сверкая глазами на княжну… Та по-прежнему не поднимает глаз. Медленно трогает длинный локон у щеки.

     - Господа, прошу всех в залу!- говорит княгиня.

     Отодвигаются стулья. Кавалеры слегка сгибаются возле не встающих, а как бы всплывающих над столом дам. Общее движение к дверям. Печорин тихо скользит против этого течения, приближается к Вере.

     - Довольна ли ты моим послушанием, Вера?

     Она глядит на него с мучительным обожанием. Незаметно пожимает ему руку. Они расходятся. Печорин идёт, заложив одну руку за спину. Он прячет за спиной след вериного рукопожатия.

     Зала. Некоторая суета у фортепьяно. Маменька усаживает княжну Мери за инструмент. Девушка вскидывает на неё глаза, радуясь, что сейчас есть повод их не прятать.

     - Мери, что-нибудь на твой вкус,- говорит княгиня.

     - Спойте, спойте, пожалуйста,- просят гости.

     Грушницкий пристраивается напротив неё, в изгиб рояля. Молча сжигает её взглядом, прижимая ко рту сжатые в кулак пальцы. Его немая просьба самая громогласная. Мери откликается на неё коротким смешком и встряхивает спиралями локонов.

    - Хорошо, господа… но я, право не знаю, что вам спеть…

    Пока все хором поют ей в ответ, что это всё равно, она, морща лоб, ищет кого-то глазами. Видит Печорина, стоящего у окна с Верой. Вера стоит к Мери спиной, а он – лицом. Вера что-то тихо объясняет Печорину. Он слушает её так, как слушают приятную, но мало трогающую сердце музыку. С особенной, светлой рассеянностью. Мельком бросает взгляд на княжну. Что-то говорит Вере, улыбаясь.

     Княжна резко поворачивается к роялю.

     - Это один из моих любимых романсов.

     С досадой погружает пальцы в клавиши. Неожиданно-громкий звук сразу придавливает общий говор. Помедлив, дав звуку и раздражению угаснуть, Мери начинает играть вступление… Грушницкий зажмуривается в предвкушении…