Если бы мне посчастливилось снимать фильм об Оскаре Уайльде…

     Закат. Небо расписано широкими жёлтыми и оранжевыми мазками. Тёмная дуга моста. Плавящиеся в угасающих лучах силуэты зданий на отдалении. Вода, в которой раздробленное и подвижное отражение моста. Уайльд с приятелем поднимаются на мост. Идут вдоль парапета…

     Уайльд высок, у него тяжёлая и внушительная фигура. Тёмно-зелёное пальто с громадным воротником. Воротник лежит на плечах, как раскрытая книга. Шляпа, длинные волосы, длинный овал подбородка. Трость в руке. Он высок и тяжёл. Он двигается медленно, но не как двигаются обычно тучные люди. Это торжественная поступь триумфатора. При желании можно вообразить, что он стоя едет в античной колеснице.

     А приятель также высок, но худощав, и торчащие в стороны поля шляпы и усы несколько комичны. Это, скорей, искажённая «тень Уайльда»…

     Вдали протяжно стонет пароход. Из невнятицы приглушённого вечернего шума постепенно выявляется диалог…

     У а й л ь д. …и высокопарность поэтому оскорбляет их. Так злятся карлики, проходя мимо устремлённых в небо мраморных колоссов… Они, эти карлики, заявляют, что со стороны греческих богов просто бестактно быть такими величественными.

     П р и я т е л ь. А на кого из богов ты похож больше всего, Оскар?

     У а й л ь д. Гарри во время нашей последней встречи сказал, что я похож на сфинкса, неравнодушного к смертным.

     П р и я т е л ь. И ты согласился с ним?

     У а й л ь д. Это слишком похоже на правду, потому-то я и стал ему возражать. Я сказал: «Сфинкс губил всех проходящих мимо, задавая один и тот же вопрос. Так что, скорей, на него больше похож один мой знакомый…» Ты его знаешь, Джон, это тот пожилой джентльмен, вечно интересующийся, куда катится Британия. Пока что никто не дал ему удовлетворительного ответа… Но в чём Гарри, безусловно, прав, так это в том, что я неравнодушен к смертным. Всё смертное и недолговечное – извечно вызывало у меня интерес.

     П р и я т е л ь. Например?

     У а й л ь д (останавливается, стоит опираясь на трость.) Да хоть этот закат, Джон! Ничто так наглядно не показывает идею Воскресения, как солнце, царственно умирающее каждый вечер!.. Ах, если бы все люди могли умирать так же величественно!..

     П р и я т е л ь (закуривая сигару). Ну, для этого необходимо быть подобными солнцу…

     У а й л ь д (улыбаясь). Ты прав… солнце моё…

     Они идут дальше по мосту. Их разговор растворяется в багровеющих сумерках.

     - Кстати, вчера за чаем у Гилбертов я познакомился с типичной греческой богиней. Говорят, она с одинаковым интересом помогает пробиться молодым дарованиям и строит козни тем, кто чем-либо ей не угодил.

     - Как её зовут?

     - Кажется, Мейбл… Нет, меня просто восхищает её божественная непоследовательность! Жаль только её портниха - существо слишком приземлённое…

     - То есть?

     - Она шьёт ей удручающе приличные и слишком продуманные платья. Им не хватает олимпийской разнузданности. Ну, хотя бы в некоторых деталях.

     - Например, в расположении оборок?

     - Джон, Джон! Безнравственно шутить над дамскими нарядами! К тому же и небезопасно… Сколько моих знакомых пострадали из-за неуместных шуток по поводу шляпок или накидок!..

     - Несчастные!

     - Женщина готова простить мужчине всё… кроме причинённой ей обиды. Знаешь, как-то я имел неосторожность…

     Гудок парохода. Сумерки сдвигаются, как занавес…