М

Матерщина. Ну вот и добрались до «низменной темы». Это вам не «жирандоль». И даже не «ёж»… твою мышь…

     Долгое время я матерных слов не понимал, даже если слышал – на улице, в школе или в каком-нибудь «общественном месте». Я знал, что они есть: в тех же книгах, которые читал, попадались фразы типа «матерно выругался», «обложил по матери». Но постепенно, к среднему школьному возрасту, я узнавал «зазорные» выражения и даже изредка пробовал их произносить. Удовольствия от этого не было никакого. Тут, как с выпивкой, - сначала только тошнит и чужой неприятный привкус во рту. Но постепенно втягиваешься и…

      Ни матершинником, ни пьяницей я не стал. Зачем пьёт алкоголик мне умозрительно понятно. Организм его, да и сама личность нуждаются в вине, как в воздухе. Существование в полузабытье (или почти полном забытье) – приманчиво, но неизменная деградация, следующая за пьянством, - останавливает. Уход от реальности чреват тем, что на замену этой реальности приходит нечто кошмарное. Мир пьяных грёз лжив и коварен. Он разрушает личность.

     Матерщина же отвратительна другим… Я вовсе не чистоплюй. Среди самых дорогих моему сердцу людей – пьющие Венечка, Довлатов, Олеша, Высоцкий, Галич. Уайльд тоже в последний период жизни пристрастился к горячительным напиткам. Но много ли среди пьющей братии венечек и уайльдов? И всякому ли дан такой божественный интеллект, как тому же Венедикту Ерофееву, которому и пьянство служило темой для блистательных импровизаций? Ответа не жду, он очевиден.

     Вот и с матом, примерно, то же. Одно дело, когда пара качающихся парней, идущих навстречу, изблёвывают с прихлюпом, с мерзкой надсадой, -  нецензурные слова. И совсем другое, если обожаемый Венечка говорит: «Поспешишь – блядей насмешишь».

     Филолог объяснил бы, как возникли матерные слова, эти лязгающие рычаги без которых машина разговора у многих работать не может. Только эти филологи… Нет, я сам, в сущности, из филологической семьи. Но вот именно поэтому я знаю цену всем этим научным изысканиям. Где-то читал я или слышал, что изначально физическая близость у наших пращуров почиталась сакральной, и слова, связанные с соитием, запрещалось произносить, как обладающие особой мистической силой. Впоследствии один культ сменился другим, скажем, - зооморфическим. И прежние священные слова, с которых сняли табу, превратились в смешные, постыдные, ругательные. Так люди совместили уже неактуальную запретность с осмеянием отживших кумиров. А интимной близости стали стыдиться, как того, чему некогда напрасно поклонялись. Убедительная версия?.. Более-менее…

     А вот предположим - нечто подобное случилось бы с процессом приготовления и употребления пищи. Тогда бы «неприличными» стали названия продуктов и действия, связанные с готовкой. И с жеванием, например. Вот бы и выкрикивал человек, попавший молотком по пальцу: «Ку-ле-бя-ка-а!.. Ой, жареное мясо, больно-то ка-ак!»

     А в пылу дискуссии другой орал бы на собеседника: «Да ты, соль, замариновал уже перебивать, суп гороховый!»

     А перед дракой один обзывал другого, доводя и его и себя до нужного градуса: «Я таких, как ты и солил, и перчил, и засахаривал! Да я тебя на первое употреблю, детей и жену твоих – на второе, а папу с мамой – на третье! Ну, иди сюда, чего – тухнуть начал? Ну иди, я тя всухомятку сжую, горбушка плесневая!..»

     Неразборчивую в связях женщину называли бы, скажем, «общепитом». Недалёкого мужчину – «недосолом». Обманщика, болтуна – «ступкой» или «дуршлагом». Синонимом слова «болтать» стало бы «булькать». Жуткой угрозой звучало бы: «Я тя на хлеб намажу и в духовку засуну!» Наконец, очень обидным оскорблением стало бы « ах ты, борщ двухнедельный» и «колбаса ты диетическая». И посылали бы не… а говорили: «Утекай ты с накипью!», «лети в собачью миску!», «прокисай с молоком, хрящ неразжёванный!»

     Однако, я здорово уклонился в сторону. Мат есть, и с его существованием я с трудом, но мирюсь. Начинаю тосковать, когда при мне «выражаются». Но легко смеюсь и оживляюсь, если вдруг мой знакомый с изумительной артистичностью вплетёт вдруг в свой монолог бранное слово. Тогда я радуюсь нейтрализации изначального «смрадного» его значения. Получаю «филологическое» наслаждение…

     Какой бы привести пример напоследок… Ну, правда, слово тут будет не вполне матерное… полунеприличное. Ладно, всё равно ничего лучше в голову сейчас не придёт…

     Работал я в малом предприятии, выполнявшем художественно-оформительские работы. Сваривали, красили, пилили, резали, сколачивали… Инструментов имелось не много. Тисков – дефицит. И зажать доску, чтобы отпилить кусок, иной раз было нечем. Приходилось класть её на стол, садиться одному из нас сверху, чтобы она не дёргалась. Другой же, сердито орудовал пилой, называя шефа нашего отнюдь не «кулинарными» терминами. Как-то раз скульптор Роман, похожий на обаятельного моржа, заявил своим рокочущим басом:

     - Нет, ребят, надо как-то менять условия труда… А то каждый раз, как нужно чего-то отпилить, – либо Мишаню, либо Рому звать приходится. Чтобы задницей «дэталь» придерживать!.. А моя жопа, извиняюсь, слишком дорого стоит, чтобы её так халатно использовать! Всё-таки Строгановку заканчивал… И стаж приличный…